Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни - Дмитрий Саввин Страница 30

– И мне тоже! – перебила его Наталья. Она вновь подбежала, почти подскочила к нему, обняла и сказала на ухо:

– Славушка, я беременна!

– Ты? Беременна? – переспросил Ярослав. Нервное напряжение внезапно обернулось разлившимся по всем мышцам расслаблением, и он присел на край стоявшей тут же кровати. После нескольких секунд ошеломления в голове лихорадочно стали мелькать мысли.

– Но как? – начал быстро спрашивать он. – Ведь я же… Или от кого?

Наталья отшатнулась от него. Ярослав почувствовал, что в этом движении был даже не гнев и не порицание, но скорее ужас.

– Как от кого? Неужели ты…

Он схватил ее за руку и поцеловал ее холодные пальцы.

– Прости! Я не хотел… Да, от меня, конечно… Просто помнишь, я ведь тебе, кажется, рассказывал…

Наталья осторожно вынула свою ладонь из его судорожно сжавшейся руки.

– Да, Славушка, ты говорил: про жену, про то, что ты не можешь иметь детей. Но я беременна, и забеременеть могла только от тебя, – тут он почувствовал в ее голосе слезы, и дальше уже не мог удержаться от того, чтобы обнять ее.

– Значит, можешь! – уже сквозь слезы говорила, а вернее, кричала она. – Значит, это Богу угодно! Почему ты вообще решил, что не можешь?

«Действительно, почему?» – задумался Ярослав. И только тут, впервые за много лет, его осенило: никаких оснований считать именно себя безплодным у него не было. Да, у них с Еленой нет детей. Но почему, собственно, следует думать, что дело в нем, а не в Лене? Ведь за все это время ни одного медицинского обследования он так и не прошел. А то, что у Лены когда-то дети были, а от него она родить не смогла, еще ничего не означает. Могла ли Наталья ему изменить?..

– Я все понимаю, – чуть более твердым голосом продолжала Наташа. – Я ничего от тебя не требую… Просто… Просто чтобы ты знал!.. – тут она наконец разрыдалась.

«Что ж, я должен был решить проблему, и она и решилась», – подумал Ярослав. Он усадил Наталью рядом, на ее кровать, бывшую, кроме стула, единственным местом для сидения в ее комнате.

– Моя жена хочет со мной развестись, – сказал он. – Да и давно пора.

Наташа кивнула, вытирая маленьким скомканным платочком слезы.

– А я… Я женюсь на тебе, – завершил он.

Наташа удивленно посмотрела на него:

– Женишься?..

– Ну, если ты не против, – Ярослав впервые за несколько дней искренне, тепло улыбнулся.

– Нет, конечно, – ответила она. – Но ведь ты же не можешь? Ты же не сможешь быть священником?

Ярослав вздохнул, слегка отвернувшись от Натальи.

– Посмотрим. Может, и смогу – есть ведь второбрачные попы. А может, и не смогу. Как Бог даст. Но вот что для меня точно невозможно, так это быть священником, зная, что где-то без меня растет мой сын. Или моя дочь.

Наталья ничего не ответила. Какое-то время они молчали вместе. Затем она спросила:

– А что ты мне хотел сказать?

– В смысле? – немного удивленно, как будто выйдя из ступора, переспросил Ярослав.

– Ну, ты же что-то хотел сказать, когда приехал?

– Ах, ты про это… Ну вот про жену, про развод…

– Только про это?

– Да… Все остальное… Все остальное уже неважно.

Наталья кивнула, и больше в ту их встречу вопросов не задавала.

Вечером следующего дня, как и было условлено, отец Ярослав позвонил благочинному.

– А, отец Ярослав! – услышал он голос Васильева. – Ну, как дела?

– Жена решила разводиться и со съемной квартиры собирается съезжать, так как квартиру снимает приход.

– Ясно, – коротко и удовлетворенно ответил благочинный. – А по… второму вопросу?

– По второму вопросу все немного сложнее.

– То есть? – голос Васильева снова начал звучать, как ружейный затвор.

– Подробности я бы хотел рассказать не по телефону…

– Ну, смотри… – начал было, не дослушав, говорить Васильев.

– …рассказать Владыке, – договорил отец Ярослав.

– Вот так? – спросил благочинный.

– Так, наверное, будет правильно, – ответил Андрейко.

– Ну, смотри сам, – сказал благочинный. – Это все?

– Да.

– Ну, с Богом, до свиданья!

– До свидания!

* * *

– Видишь? – спросил епископ Евсевий благочинного, показывая ему на огромный чертеж, разложенный на столе в его кабинете. Огромный лист бумаги не умещался на столе, свешиваясь с него, как скатерть, поверх которой лежало несколько журналов и больших фотографий.

– Да, Владыко! – ответил отец Василий. Чертеж был большой, и он его, конечно, видел.

– Во-о-от, вот такой нам надо построить! – протяжно сказал архиерей, любовно поглаживая схему и в очередной раз беря в руки фотографии, чтобы вновь их рассмотреть. На снимках был запечатлен один из новых кафедральных соборов, построенных в Центральной России. Быть может, он и не отличался особым архитектурным изяществом, но Евсевию нравился. У этого собора было одно несомненное достоинство: по своей величине он занимал второе место после храма Христа Спасителя в Москве. Это очень нравилось архиерею, ибо строить он любил. И, естественно, строить что-то грандиозное ему было гораздо интереснее, чем что-то небольшое.

Чертеж и фотографию ему прислали его духовные чада. Преосвященный, постепенно преодолевая свою неловкость, начал наконец встречаться с представителями областной администрации. И сразу же поставил перед ними тот же вопрос, на который некогда ему намекнул управделами Патриархии: такому большому городу, да еще и областному центру, как Мангазейск, не пристало обходиться без большого, «нормального» кафедрального собора.

Представители городских властей вежливо кивали и говорили, что относятся к этому предложению с пониманием. Что они в принципе только «за». Что они тоже считают, что это очень важно – поддерживать традиционные религии и укреплять нравственные ценности. Что моральные ориентиры обществу очень нужны. В общем, было ясно: выдавливать из них земельный участок под строительство, не говоря уже про финансовую помощь, придется долго и упорно.

Однако Евсевий был уверен, что и земля найдется, и собор построится. «С Божией помощью!» – говорил он себе. И, действительно, искренне верил в то, что Господь поможет и все препятствия будут преодолены. Дело-то ведь богоугодное!

Как монах, причем монах искренний, верующий, принявший постриг не ради архиерейской митры, а по призванию, он был убежден, что любое внешнее, материальное действие должно сопровождаться определенными духовными усилиями. То есть в данном случае рост стен кафедрального собора был немыслим без духовного роста – паствы, духовенства да и его собственного. Потому Евсевий, наряду с мобилизацией материальных ресурсов, собирался мобилизовать и ресурсы духовные. Еще в Москве, знакомясь с самыми общими сведениями о своей будущей епархии, он был неприятно удивлен тем, что здесь не было ни одного монастыря. «Вот так-так! – подумал он, листая справку из синодальной канцелярии. – Десять лет возрождаемся, а даже маленькой обители – и той нет! Вот тебе и возрождение!»