Сила слова (сборник) - Наталья Горская Страница 30

– Ага, надо было отдаться такому «счастью» прямо там, – пошла развивать тему Даша. – У нас в доме так одну обругали матом на улице, а потом замуж взяли. А что? Получилась стандартная дебильная семья, логово по производству новых порций быдла: муж-хам, жена-лохушка, дети-дегенераты. Среднестатистические семьи именно так и создаются, как обитель среднестатистических жлобов и жлобовок, гопников и хабалок. Облают бабу с ног до головы, в ухо заедут, проверят на устойчивость к поломкам для дальнейших возвышенных отношений и выносят приговор: годится. Она тоже чего-нибудь в том же духе ответит, и вот уже дружба завязалась, вроде как симпатия между лающимися особями зарождается. А куда деваться? При таком тотальном одичании населения и самый грязный матерщинник соловьём покажется. Увидел бабу более-менее ничего, да и ляпнул почти спонтанно, как они сейчас почти все делают при виде незнакомой самки: «А это что за б…дь?». Зато познакомились, расписались, когда «эта б…дь» была от него уже на седьмом небе… Тьфу ты, чуть «на седьмом небе от счастья» не сказала!

– Ха-ха-ха!

– На седьмом месяце беременности, должно быть? – поправила всезнающая Тамара.

– Ну да, на седьмом месяце брюхатости. Честные люди теперь только так в брак прутся, а потом скулят, что хорошее дело браком не назовут. И не догадываются, что любое их дело по определению хорошим не бывает.

– Что же они потом будут детям или внукам рассказывать, как они познакомились? – пролепетала шокированная услышанным Полина. – Как мужчина потом будет рассказывать внукам, что он при знакомстве с их бабушкой сказал такие мерзкие слова? Ведь жизнь надо прожить так, чтобы потом можно было что-то хорошее рассказать детям и внукам о себе…

– Кто там из этих кобелей думает о внуках, когда к очередной тёлке подваливает? Набрешет чего-нибудь, на то он и кобель, чтоб брехать. Полька, ты прямо бесишь своей серостью! Какие сейчас беседы с внуками, какие отцы, когда кругом семьи – сплошь с отчимами? Отчим стал нормой, родной папа стал подвигом. Папы теперь где-то на стороне маются…

– На чужой маме геройствуют, – опять подсказала Тамара.

– Вот именно. Воскресный папа стал не просто нормой, а почти требованием повальной разводомании. При этом ещё хвалят себя: гляньте, какие мы цивилизованные – не грызёмся, как прочие дикари, а культурно расходимся и позволяем детям общаться с собой в оговорённые нами дни и часы. Иногда кажется, что эти идиоты только для того и разваливают семьи, чтобы потом демонстрировать другим дебилам свою так называемую цивилизованность в хождении налево. И какое кому дело, чего он там на старости лет будет плести чужим внукам, когда его кровные будут слушать сказки такого же чужого деда, который до их бабушки или параллельно ещё трёх-четырёх дур «осчастливил»?

Полина ещё больше расстроилась. Только звонок из главного архива Управления и спас. Только Он и посочувствовал. Звали Его Сергеем Ивановичем Кораблёвым. Он нравился Полине всё больше и больше. Даже фамилия его звучала как-то привлекательно: Кораблёв. Корабль – это же не велосипед и, уж тем более, не тарантас какой-нибудь. Корабль в своей фамилии носить кому попало не доверят.

– Что случилось, Полина Юрьевна? – спросил он своим волшебным голосом, как средневековая величественная музыка в исполнении гобоя с валторной. – Вы плачете?

– Да ничего особенного, просто мне нахамили только что на улице, обычное дело в наши дни, – всхлипнула Полина, но тут же постаралась взять себя в руки (всё-таки из Управы звонят): – Я отчёт подготовлю к четвергу.

– Нет, подождите с отчётом, – голос зазвучал ещё приятнее, как импровизация на тему шотландских мелодий на волынке из фильма Камерона «Титаник». – Кто это Вам нахамил? Вы очень расстроены, да? Вы не обращайте внимания на таких людей…

И залечил все душевные раны! Речь его в этот раз была похожа на старинный романс, какой начинает звучать, если долго рассматривать картину Караваджо «Лютнист».

– Ах, какой мужчина! – делилась она впечатлениями с сотрудницами.

– Вдруг он хромой и кривой? – недоумевала Даша. – Не понимаю, как можно влюбиться в мужика, не видя его ни разу! Что за несуразица? По-моему, как раз эти сволочи и придумали, что женщина должна любить их болтливое племя именно ушами.

– Ага, чтобы на эти глупые уши своё враньё развешивать, – поддержала Клара. – Хорошо говорить умеют именно женщины, а мужчины в массе своей не всегда способны правильно выразить мысли и чувства словами, у многих получается какое-то мычание. Женщины веками оттачивали острый язык, потому что больше прав никаких не было, а надо на каждом шагу себя защищать от нападок и обвинений во всех грехах, главный из которых – удовлетворение мужской похоти. Эти гады своё получат и могут преспокойно молчать, некому и незачем что-либо доказывать – они всегда чувствуют себя правыми. А женщина всегда вынуждена оправдываться за «своё» развратное поведение, хотя её никто не слушает.

– Я говорю не о содержании речей, а о красоте голоса, который может не нести вообще никакой смысловой нагрузки! – вспыхнула Полина. – Вы все мои представления о красоте исказили…

– Не знаю, не знаю, кто и как, – в самом деле не слышала её Клара, – но я лично терпеть не могу, когда мужчина много говорит, пусть даже красиво рассуждает, и мало делает. Точнее, совсем ничего не делает, потому что некогда – весь лимит времени на трепотню уходит. И как это, в самом деле, Полька, тебя угораздило?

– Да. Тем более, не зная, что у него записано в паспорте в графе о семейном положении? – перенаправила свой вопросительный взгляд Акулина.

– Да вы вообще все сдурели, – вздохнула Тамара на правах женщины с самым большим негативным личным опытом. – Одна по руке умудряется влюбиться, другая – по лысине, третья и вовсе по голосу додумалась втюриться. Нет в вас жизненной обстоятельности. В наш век бабе нельзя такой мечтательницей быть.

– В ВАШ век может и нельзя, а в НАШ ещё можно, – съязвила Клара и защебетала: – Ой, девки, а я ведь снова влюбилась! Такого мужчину встретила, такого мужчину, руки как на рисунке Альбрехта Дюрера! В такие руки не жаль и упасть. Видели «Руки в молитве»?

– Не видели! – огрызнулась обиженная Тамара за свой ушедший век.

– Ну, куда уж вам после таких мужей, которые только полтора дня в неделю трезвыми бывают, – скептически заметила Клара и несколько смягчилась: – Ну, как же не знаете? Знаменитый рисунок Дюрера чёрными и белыми чернилами на синей бумаге. Ах, какой мужчина!

– Кто, Дюрер? – пришла Тамарина очередь язвить.

– Не Дюрер, а тот, у которого руки, как на его рисунке… Тома, чего ты злишься? Я хоть краешек от мужика вижу, а Полинка-то совсем ничего не видела, а уж нате вам – влюбилась. Как её Сергей Иванович звонит, она сразу светится.

– А как же! – изумлялась Полина. – Ведь он такой… красивый и умный.

Так ей нравился голос Сергея Ивановича, что она бы записала его на мобильник и слушала бы, как музыку, но он звонил только на допотопный рабочий аппарат. Ведь умеет же так говорить мужчина! Значит, ещё не всё потеряно. А то казалось, что мужчины вовсе разучились разговаривать за последние десятилетия. Простой русский крестьянин начала XX века – Цицерон по сравнению с нынешними выпускниками вузов.