Мужчина с понедельника по пятницу - Элис Петерсон Страница 30

– Наверное, тяжело было, – сказал Гай, – потерять ее совсем крохой.

Я кивнула.

– Как вы с этим справились?

– Никак. – Я сделала паузу. – Мы знали, что она умрет, но к этому невозможно подготовиться, никогда. Все утратило смысл, это было настолько тяжело, что, казалось, все дни слились в один… потеряли очертания. С появлением Мэган много что изменилось. Маме было тяжело ухаживать за ребенком, который целиком и полностью зависел от нее. Вся наша жизнь, будь то праздники или выходные, вращалась вокруг Мэган, но я чувствовала себя в безопасности, потому что знала, что настанет очередное воскресенье и мы снова пойдем в церковь, а потом в зоопарк. И это было неизменно. – Я устремила взгляд в пустоту. – Когда Мэган умерла, мы с Николасом молились лишь об одном – чтобы мама встала с постели. О том, чтобы уделять нам какое-то время хотя бы в выходные, не могло идти и речи. Папа похоронил себя на работе, не желая признавать, что семья разваливается. Да, у нас была крыша над головой, Гай, но создавалось впечатление, что стены, окружавшие нас, сделаны из ничего. – Я остановилась не в силах больше продолжать и расплакалась, понимая, что, возможно, сказала слишком много, но я была тронута, когда увидела, что он терпеливо слушает меня. Я никогда с Эдом не говорила о Мэган. Он всегда говорил, что это было в прошлом.

– А какими были твои воскресенья в детстве? Расскажи мне о своей семье, – попросила я, когда мы спускались с холма.

– Мои воскресенья? Ну, это были единственные дни, когда папа не пропадал на своей ферме. И по воскресеньям у нас обычно было жаркое, а если мы вели себя хорошо, то нас баловали пудингом с изюмом со сладкой подливкой.

Дойдя до дома, я пригласила Гая на ужин, пытаясь завлечь кальмарами, которые купила у торговца рыбой на Праймроуз-хилл.

– Хорошо, что сегодня нам не надо ни с кем целоваться, – сказал Гай, удивленно приподнимая бровь, когда я измельчила уже третий зубчик чеснока для соуса.

Когда кальмары зашкворчали на сковородке, Гай откупорил бутылку вина и накрыл на стол. Я поняла, что это именно то, по чему я тосковала: быть с кем-нибудь. Сегодняшний день пролетел незаметно, потому что я была поглощена его компанией и пребывала в мире с собой.

Я осознала, что́ мы с Эдом делали не так. Мы начали проводить слишком много времени врозь. Интернет-компания Эда росла, он открыл офис в Сингапуре, а это означало, что впереди частые отлучки. Я верила, когда он говорил, что отдалился от меня из-за стресса на работе, но, быть может, на самом деле Эд пребывал в смятении, борясь с собой и задаваясь вопросом, правильный ли он делает выбор. Но почему я не замечала этих тревожных сигналов?

Особенно отчетливо мне вдруг вспомнился один момент, когда Эд вернулся из рабочей поездки. Он взобрался на кровать, он был совершенно измотан. Когда я отложила журнал и протянула руку, чтобы прикоснуться к нему, Эд легонько чмокнул меня в щеку и сказал, что устал.

Возможно, мне следовало задавать ему больше вопросов? Может быть, в этом была причина? Я вспомнила, как мама рассказывала, что ее помолвка с папой была самым счастливым периодом в ее жизни, хотя все закончилось далеко не так хорошо, как в сказке, размышляла я. Быть может, я влюбилась в него, потому что была в отчаянии, что не могу создать счастливую семью, то, чего мои родители так и не смогли достичь. Но, если быть до конца честной с собой, я никогда не была страстно влюблена ни в одного из моих приятелей, даже в Эда. Мне нравилось быть рядом с ним, но в какой-то момент я начала замечать, что просто уцепилась за воспоминания о том, какими наши отношения были в самом начале, и не желала замечать, что мы сбились с пути. Я стояла около французских дверей и наблюдала, как Гай обследует сад. Лучи садящегося солнца освещали его лицо.

Возможно, я вообще никогда по-настоящему не любила. Что такое любовь? Я только изредка замечала ее проблески в браке моих родителей. Ненависти было гораздо больше.

– Расскажи побольше о своей семье, – попросила я Гая, когда мы поедали кальмаров. – Твои родители по-прежнему вместе?

– Нет, папа умер, когда мне было двадцать три.

Гай налил мне еще вина.

– Вы были близки?

– Очень.

Я наклонилась к нему.

– Ты похож на него?

– Нет. – Гай улыбнулся, как будто это было чем-то противоестественным. – Папа был фермером. Когда я был ребенком, мне никогда не нравилось жить на ферме, – признался он. – Там пахнет навозом, смертью и упадком.

Я слушала, как Гай рассказывал о своей семье. Мне нравился его голос. Он был тихим, но когда Гай говорил, он звучал так живо, и в нем чувствовалась честность, это подкупало.

– Тем не менее папа был очень интересным человеком. Его истинной любовью были картины, и когда он отошел от дел, то поступил в колледж, чтобы научиться их реставрированию. Он очень жалел, что не связал с этим свою жизнь.

– Но почему?

– Он не был уверен, что у него получится. Он считал, что фермерство – это единственное, в чем он разбирается, как и мой дед. Не то чтобы быть фермером – плохо, – поспешил добавить Гай, – это очень тяжелый труд. Отец не работал, только когда спал. Он никогда не ходил в школу, у него не было образования, даже специальности. Его мать постоянно держала его дома. Он был самым младшим из восьми детей…

– Восемь! Вы что, ревностные католики?

– Деградировавшие, – улыбнулся Гай. – В любом случае бабушка, папина мама, никогда не отпустила бы его. Думаю, что она просто помешалась из-за бесконечных беременностей. Я хочу сказать, что любая женщина, наверное, тронулась бы, родив восьмерых детей. Разве я не прав? В итоге папа сам научился писать и читать, но он совершенно не был приспособлен к условиям внешнего мира. Он унаследовал ферму отца, ничего не поделаешь. Когда мы, говоря о чем-то, утверждаем, что это единственное, на что мы способны, то так оно и будет.

– Он не обижался на свою мать?

– О, да. Именно поэтому он хотел, чтобы я получил хорошее образование, чтобы у меня был выбор и мне нравилось то, чем я занимаюсь. Вот почему я в конце концов ушел из рекламного агентства. У меня к этому не лежало сердце. Мне стало скучно. Я застрял в тупике, – сказал он, как я в свое время Ричарду.

– Тебе хотелось перемен?

– Именно. Еще с детства мне нравилось работать в саду, и что-то подсказывало, что мне нужно этим заняться. Помню, как я ужасно нервничал, когда звонил женщине, преподающей на этих курсах. Я волновался, как мы с Флорой будем обходиться без моей зарплаты, и задавался вопросом, действительно ли я снова хочу вернуться за парту. Когда я набрал номер, то чуть было не повесил трубку, но в итоге я рад, что все-таки не сделал этого. Правда, странно, что один-единственный звонок может коренным образом изменить твою жизнь?

Я кивнула.

– Ты нашел то, что сделало тебя счастливым. Твой отец мог бы гордиться тобой.

Он пожал плечами.