Самарканд - Амин Маалуф Страница 30

Теркен Хатун пребывала в это время в походном лагере в часе езды верхом от места события. К ней доставили еще живого султана. Она поспешила удалить всех любопытных, оставив лишь Джахан и пару верных людей, да еще лекаря.

— Сможет ли господин подняться? — спросила она его.

— Пульс слабеет. Господь дунул на свечу, пламя еще колеблется, но скоро погаснет. Остается лишь молиться.

— Если такова воля Всевышнего, послушайте, что я вам скажу, — заговорила она не тоном вдовы, но тоном владычицы. — Никто за пределами этого шатра не должен знать, что султан покидает нас. Говорите, что он медленно поправляется, нуждается в отдыхе, но видеть его нельзя.

Мимолетной и кровавой была дальнейшая судьба Китаянки. Сердце Маликшаха еще не остановилось, когда она потребовала от горстки преданных ей людей присягнуть на верность новому султану — Махмуду, которому было четыре года и несколько месяцев. Затем ею был послан гонец к халифу с известием о кончине супруга и просьбой подтвердить, что трон переходит к ее сыну, взамен она обещала более не тревожить Князя Верующих, не выселять его из столицы и приказать славить его имя во всех мечетях империи.

Когда султанский двор тронулся в обратный путь в Исфахан, Маликшаха не было в живых уже несколько дней, но это продолжали скрывать от войск. Тело лежало внутри большой крытой повозки, влекомой лошадьми, запряженными цугом. Но долго так продолжаться не могло, ненабальзамированное тело неминуемо должно было начать разлагаться. И тогда Теркен приняла решение избавиться от него. И вот «великий Шахиншах, султан Востока и Запада, опора ислама и всех верующих, гордость мира, отец всех побед, надежная поддержка халифа — наместника Бога на земле» ночью, тайком был погребен на обочине дороги. Никто так никогда и не смог отыскать это место. «Неслыханная вещь, — писали хроникеры, — чтобы всесильный владыка почил никем не оплаканный, без молитв, возносимых за него».

Правда, слух об исчезновении султана все же просочился, но Теркен не составило труда оправдаться: ее первой заботой было якобы скрыть новость от врага в то время, когда армия и двор пребывали вне пределов столицы. На самом же деле Китаянка выиграла время, необходимое ей для того, чтобы посадить сына на трон, а самой завладеть браздами правления в качестве регентши.

Хроникеры тех лет не заблуждались относительно происходившего. Говоря, к примеру, об имперских войсках, они называли их «войсками Теркен Хатун», а Исфахан — «столицей Хатун». Что до нового султана, то о нем забыли — история не сохранила даже его имени, — а если и упоминали, то лишь как о «сыне Китаянки».

В списке обреченных на смерть Теркен Хатун значилась второй, сразу после Маликшаха. Зато его старшему сыну Баркьяруку одиннадцати лет была обещана поддержка. Последователи Низама помогали ему, направляли все его шаги и повели с собой в бой, который поначалу выиграли, взяв Исфахан в кольцо осады. Однако Теркен была не из тех, кто признает себя побежденным, ради победы она шла на хитрости, которые прославили ее в поколениях.

Она, к примеру, обратилась к наместникам провинций с таким посланием: «Пишет тебе вдова, оставшаяся с несовершеннолетним отроком на руках, нуждающимся в отце, который направлял бы его и правил от его имени империей. Кто лучше тебя справится с этой ролью? Приди же скорее со своими войсками, освободи Исфахан, войди в него победителем, я выйду за тебя замуж, вся власть перейдет к тебе». Хитрость срабатывала, отовсюду — от Азербайджана до Сирии, на ее зов сбегались эмиры, и пусть им не удалось прорвать осаду, они подарили ей долгие месяцы отсрочки.

Теркен поддерживала связь и с Хасаном Саббахом. «Разве не обещала я тебе голову Низама Эль-Мулька? Ты ее получил. А теперь предлагаю тебе Исфахан, столицу империи. Мне известно, что твои люди наводнили город, так отчего же они в тени? Прикажи им выйти из тени, они получат злато и оружие и смогут проповедовать в открытую». И впрямь, в это время сотни исмаилитов, подвергавшихся прежде гонениям, открыто ходили по городу. Росло количество обращенных. В некоторых кварталах они сформировали вооруженные дружины, находящиеся на жалованье, назначенном им Теркен Хатун.

И все же самой смелой и изобретательной была последняя хитрость Теркен. Однажды эмиры из ее окружения явились в стан противника и объявили Баркьяруку, что решили покинуть султаншу, что подчиненные им войска готовы восстать против нее и что, если он согласится пойти с ними и внезапно ворваться в город, они смогут, подать знак к мятежу. Теркен и ее сын будут зарезаны, а он утвердится на троне. Шел 1094 год, Баркьяруку было всего лишь тринадцать лет, предложение выглядело таким заманчивым. В одиночку овладеть городом, который уже больше года не могли взять его военачальники! Он согласился без колебаний. На следующую ночь он наперекор верным ему людям потихоньку выбрался из лагеря и предстал с эмиссарами Теркен у Кахабских ворот, которые, словно по волшебству, распахнулись перед ним. Полный решимости продвигаться к центру города, некоторое время спустя он заметил, что эскорт стал что-то слишком непочтительно себя с ним вести. Однако поначалу объяснил это радостью в связи с успешным предприятием. Стоило ему приказать сопровождавшим его держаться попристойнее, они учтиво соглашались, после чего распоясывались еще сильнее.

Увы! Когда их веселость показалась ему подозрительной, было слишком поздно. Его окружили, связали по рукам и ногам, засунули в рот кляп, завязали глаза и, не переставая издеваться, привели ко входу в гарем. Разбуженный главный евнух отправился доложить об их приходе госпоже. Ей предстояло решить участь соперника своего сына перерезать ли ему глотку или ограничиться тем, что выколоть глаза. Только евнух ступил в длинный плохо освещенный коридор, ведущий в женские чертоги, как вдруг услышал вопли и рыдания, доносившиеся оттуда. Обеспокоенные воины, не имевшие права ступить на женскую половину, стали расспрашивать старшую няньку, и она проболталась: только что Теркен Хатун была обнаружена бездыханной в своей постели, а рядом с ней нашли и орудие убийства — большую мягкую подушку, которой ее задушили. При этом куда-то исчез один из евнухов, отличавшийся огромной физической силой. Нянька также припомнила, что на службу в гарем он поступил несколько лет назад по рекомендации Низама Эль-Мулька.