Хост пожарче - Мария Назарова Страница 30

Привет, мой разговорчивый блокнот, признаюсь честно, это утро одно из самых паршивых в моей жизни – мир будто перевернулся вверх тормашками, выставляя на созерцание свою не самую привлекательную сторону… Не могу сказать, что я пребываю в диком состоянии угнетения или по-прежнему пожинаю вкус вчерашнего депрессивного сумасбродства…Нет. Все не так. Хотя лучше бы уж было именно так, причем во всем цвете красок с метанием остроконечных предметов в их фотографии и адским хохотом над тишиной… Но в действительности все гораздо хуже – мне просто плохо. Нет ни злости, ни непростительных суицидальных замашек, и даже сердце не рвется на испепеляющие сами себя кусочки. Мне просто банально паршиво. Даже не знаю, с чем сравнить… Ну, как будто бы ты поставил двадцать штук евро на победу любимой команды, а они взяли и продули, а прямо после окончания матча твой друг звонит тебе и сообщает, что его приятель продает новенькую ламборджини, о которой ты мечтал последние десять лет за девятнадцать пачек иностранной валюты… Как-то так… И это продолжалось до тех пор, пока порчу не сняла Вика, вытащившая меня в кафе.

– Ой, да ладно тебе, она даже не секси телочка, так девчонка… Таких многочисленно.

– Вик, я любил ее.

Моя подруга – сокурсница с театрального факультета жеманно закатила глаза:

– Ну, и вот что я должна тебе ответить? Да, ее кожа напоминала топленое молоко, глаза – двух резвых солнечных зайчиков, а смех затмевал самую чудесную песню, услышав которую даже продюсер Димы Билана обернулась бы и достала из сумки бумаги на заключение контракта.

– Спасибо…

– Ежкин кот! Антон! Ну, значит, не такой уж она и ангел, раз способна на такое.

– Хм…

– А этот твой Костя… Мне он никогда не нравился.

– Ты просто ревновала меня к нему…

– Ну, да, а на какой такой лес ты гулял с ним больше, чем со мной, я вообще тоже френдик.

– Лес?

– Да, я решила отучиться материться… Все-таки в актрисы мечу, плохо с такой привычкой… Хотя я тут, – Вика театрально сморщила носик, – жить не собираюсь, а Шварцнегеру со Сталлоне будет гладко на мои русские выражения…

– Вик, ты как ребенок, у моих одноклассниц такие фантазии в пятом классе прошли, – я засмеялся над подружкиной наивностью…

– Во! Зато ты хоть улыбнулся!

– Литневская, с тобой, блин, не улыбнешься!

– Я такая…

– Вик, ну, ты ведь понимаешь, что миллиарды провинциалов просто мечтают жить в Петербурге, а ты сидишь тут и нос ворочаешь… Америку ей подавай!

– Не такой уж он и привлекательный, как о нем писал Гоголь в Петербургских повестях,

– Да. Особенно если сидеть в Макдональдсе и есть биг мак и чикен макнаггетс, как это делаем сейчас мы. Ты хоть раз сидела в Онегине или в Барбазане, ела лобстеры, запивая красным вином, подписывая контракт на съемки в фильме Худьякова? Знаешь, тебя в Америке манит лишь светскость, пачки грима и шварцнегеры, но все это есть и тут, только нам оно не доступно! Потому что мы нищие, обычные, а теперь еще и одинокие студенты…

– Одинокие… У меня принцип: «да» я скажу либо Шварцнегеру, либо Сталлоне, либо Тарантино…

Услышав это, я снова закатил глаза, а Вика продолжала:

– А ты не парься, просто забей на них обоих! Вот если бы тебя актерский дар решил покинуть, то да, можно было бы сидеть слюни пускать, а Анжелика… пфф… ушла, пришла, перешла к Косте, абсолютно по боку!

Дома сидеть было просто невозможно… Ее не было нигде, но ее частички витали во всем. Кухонные цветы шлейфом своего аромата заставляли погрузить в теплые воспоминания её фиалкового тела, часы, которые обычно, по канонам ее любимой песни Димы Билана, «вопреки всему спешили», сейчас на зло всем обстоятельствам мертво замерли, небрежно зацепленный за край зеркала ободок, всем своим видом напоминал наши объятия и ее шаловливые, вечно манящие меня закрутить с ними игру, шелковистые волосы… Я пытался закрыть глаза, но и тогда все равно невозможно было покинуть галерею родных образов… Знаешь, бумажный, я никогда не умел рисовать, даже в детском саду, когда все дети приносили из дома новые восковые мелки и, обмениваясь недостающими цветами, рисовали солнышко, я просто чиркал. экий постмодернизм создавал… А сейчас научился. Ведь иначе нельзя объяснить, как мое сознание так правдиво вырисовывало бескрайние фантазийные картины новой реальности, где было все – ободки, часы, фиалки… Но при этом все было каким-то лишенным души…

Не в силах вытерпеть смысловое поражение жгущих раскаленной лавой мысленных атак я отправился гулять… Просто гулять… вдоль улицы. Но, очутившись под теплой улыбкой хорошей погоды, мне еще больше захотелось зажмуриться. Из всех углов, словно коты на весеннее обострение, повылазили миловидные парочки. Косички, балетки, кепки, кеды, платьице, туфельки, джинсовый пиджак, лаковые туфли, шипованные ботинки, футболка с жирафом, спортивный костюм с кроссовками так оккупировали меня, что, оглянувшись вокруг, я пришел к неутешающей мысли, что я… один такой, один… Номер один, блин… Знаешь, не хватает только ее любимых завываний «Я вижу блеск в твоих глазах. Ты – моя звезда», слащавого блондинчика, с радостью вручившего мне некий цветастый флакончик, и получилась бы идеальная реклама против прыщей. Те тоже начинаются одинокими картинами отвергнутого все миром юноши. Только в этом маркетинговом промысле вторая часть открывает герою чудное излечение и мгновенную встречу с запавшей на его новую кожу кукольной брюнеткой, с которой он тут же отправится в кино. А я так и буду бродить по тротуарам, выдыхая воспоминания о наших прогулках под этими фонарями, возле этих деревьев, за этими столиками в кафе…

Недолго думая, я решил оградить себя от созерцания столь прекрасных любовных идилий, беспощадно разворачивающихся прямо перед моим носом, и направить свои уже чуть ли не подкашивающиеся от накатившего всплеска чувств ноги в ближайшую кальянную, дабы домашняя атмосфера, манящий грейпфрутовый аромат и мягкие пуфы есть самая безобидная обезболивающая таблетка. «В твоих глазах я умираю И в них живу я словно…» встретили меня динамики текстами песни Лок Дога. Словно в сумраке, созданном сознанием, я прошел к свободной зоне и чуть ли не упал на наполненный песком тканевый мешок. Не видя ничего вокруг, я вдруг решил начать самоизлечение, решил улыбнуться миру. И начать я решил с приветливого кивка всем посетителям заведения. Напротив меня сидела курносая блондинка, активно жестикулирующая своей подруге, заливавшейся каким-то особо важным для нее рассказом. Заметив мою улыбку, она засмущалась и опустила в пол свои кукольные глазки, я же повернулся на сто восемьдесят градусов и под строчки «Читай мои мысли, но взгляд твой уже не найду» уткнулся глазами в веселую мальчишечью компанию, им явно было не до моей улыбки – им улыбались клавиатуры любимых смартфонов. Посидев так минуты полторы, я прислушался к звучащей мелодии, голосившей: «Просто не видим никаких причин, чтобы друг другу не быть ближе других женщин и мужчин», решил продолжить курс выдуманной температуры и развернулся налево, там меня ждала встреча с влюбленной парой – вытянутые мужские ноги в потертых синих джинсах, приютившие на себе юную девочку. Она весело смеялась, а руки парниши уже ласкали шелковые пуговки практически до конца расстегнутого пиджака его его возлюбленной, из под которого выглядывала белая маечка с напечатанным на ней притом-фотопортретом улыбающегося победителя Евровидения 2008 года. Я двинулся взглядом чуть выше и запутался глазами в шаловливом переплетении их шей рождавшем пламенный поцелуй. Вдруг наблюдаемой мною объект в синих джинсах щекотливо ущипнул округлые формы под лосинами и его спутницы и мне по ушам мне резанул тонкий возмущенный голосок… Анжелика… Но как это?.. Я впился взглядом в похотливые руки молодого человека – железный перстень с летящим орлом. мой подарок Косте на пять лет нашей дружбы…