Ты не виноват - Дженнифер Нивен Страница 30

Увидев меня, Вайолет удивленно произносит, как будто видит меня во сне:

– Финч?

Я так же неожиданно реагирую:

– Неужели парад?

– Боже мой! Зачем вы ему рассказываете об этом?

Я не могу удержаться и начинаю хохотать, мгновенно заражая смехом ее родителей, и мы все втроем смеемся, не в силах остановиться, как старые добрые друзья, а Вайолет смотрит на нас, как на сумасшедших.

Чуть позже мы стоим перед ее домом, потому что пришла ее очередь выбирать место. Вайолет приблизительно определяет маршрут и уверяет меня, что я просто должен довериться ей. Потом она идет по лужайке в направлении выезда на дорогу.

– А я сегодня не захватил велосипед, – говорю я и, прежде чем она успевает мне что-то сказать, поднимаю руку вверх, как будто приношу присягу, и продолжаю: – Я, Теодор Финч, находясь в нездравом уме, обязуюсь не разгоняться больше сорока километров в час в городе и пятидесяти на скоростной трассе. В любой момент, как только тебе захочется остановиться, мы будем останавливаться. Я просто прошу тебя попробовать.

– Снег идет.

Она преувеличивает. Снега почти не видно, такой он редкий.

– Он обязательно растает. Послушай, мы исходили уже все, что только можно в радиусе, доступном для велосипедистов. Если мы поедем на машине, то сможем увидеть значительно больше. Наши возможности станут безграничными. Хотя бы посиди немного в салоне. Сделай мне приятное. Ты садись, а я постою рядом, даже не рядом, где-нибудь в сторонке. А то ты подумаешь, что я подготовил очередную засаду – ты сядешь в машину, а я как выпрыгну – и сразу за руль.

Она не двигается с места.

– Нельзя давить на людей и заставлять их делать то, что они не хотят. Ты просто вторгаешься в чужую жизнь и начинаешь ею распоряжаться: мы будем делать то-то и то-то, но при этом ты ничего не хочешь слышать. Ты не думаешь ни о ком, кроме самого себя.

– Кстати, я думаю только о тебе и о том, что ты приковала себя к своей комнате, да еще к этому дурацкому оранжевому велосипеду. Мы поедем туда. Мы поедем сюда. Туда-сюда, но только не дальше, чем за пять километров отсюда.

– Может быть, это мои самые любимые места.

– Не думаю. Сегодня утром твои родители описали мне очень симпатичную девушку, какой ты была раньше. Та, другая Вайолет, забавная и добрая, и еще она большая выдумщица, даже несмотря на то, что у нее отвратительный музыкальный вкус. Я вижу перед собой забитое существо, которое боится выбраться из своей норы. Окружающие очень осторожно подталкивают тебя вперед, предельно осторожно, только чтобы не расстраивать бедную Вайолет. Да тебя нужно не подталкивать, а активно пихать, иначе ты так навсегда и останешься на колокольне, которую выстроила для себя.

Внезапно она срывается с места и в одно мгновение оказывается в салоне автомобиля. Она сидит и осматривается, и хотя я честно пытался немного убраться в салоне, все же на приборной панели каким-то образом скопились и огрызки карандашей, и какие-то бумажки, окурки, зажигалка и несколько медиаторов. На заднем сиденье у меня лежит одеяло и подушка. Их она тоже заметила, это я определил по ее взгляду.

– Расслабься. Соблазнить тебя не входит в мои планы. Если бы было иначе, ты бы сразу узнала. Ремень пристегни. – Она послушно выполняет мое указание. – Теперь закрывай дверь. – Я стою на лужайке, скрестив руки на груди, пока она захлопывает дверцу.

Я не спеша подхожу к машине со стороны водителя, открываю дверцу и заглядываю внутрь. Она изучает надписи на салфетке, которую я позаимствовал из местечка под названием «Гарлем-авеню-лаунж».

– Что теперь скажешь, Ультрафиолет?

Набрав в легкие воздуха, она выдыхает:

– О’кей.

Я осторожно трогаюсь с места и еду со скоростью черепахи по ее району. Мы медленно минуем дом за домом. При каждой остановке и на светофорах я подбадриваю ее:

– Отлично. Просто превосходно.

Затем я выезжаю на более широкую дорогу и постепенно набираю скорость до пятидесяти километров:

– А так ничего?

– Здорово.

– А теперь?

– Прекрати без конца спрашивать меня.

Мы еле-еле плетемся, поэтому все легковушки и грузовики с легкостью обгоняют нас и сигналят, не понимая, что происходит. Один водитель даже прокричал нам в окошко что-то обидное и нахально умчался вперед. Меня так и подмывает нажать на педаль газа, но я тут же беру себя в руки и вспоминаю о том, как часто мне приходилось тормозить, чтобы все остальные могли нагнать меня.

Чтобы не думать об этом и заодно отвлечь Вайолет, я начинаю разговаривать с ней. Примерно так же, как на колокольне:

– Всю свою жизнь я бегаю либо в три раза быстрее, чем все остальные, либо, наоборот, в три раза медленнее. Когда был маленьким, я бегал в гостиной кругами по ковру, снова и снова, без конца. В итоге я со временем протоптал в ковре круглую дорожку. Пол у нас был бетонный, поэтому ковер был надежно приклеен к нему. Так вот, отец, рассердившись на меня, голыми руками оторвал от пола этот ковер, представляешь? Более того, он не стал стелить новый, и у нас в комнате так и оставался бетонный пол с обрывками ковра, намертво приклеенными к нему на века.

– Так поезжай быстрее, чего ты ждешь?

– Нет, ни за что, как договаривались.

Но я постепенно ускоряюсь. Сейчас я чувствую себя просто великолепно, потому что я не только уговорил Вайолет ехать на машине. К тому же отцу пришлось уехать из города по делам, а это означает, что сегодня не будет обязательного семейного ужина.

– Кстати, у тебя обалденные родители. Насчет предков тебе здорово повезло, Ультрафиолет.

– Спасибо.

– Значит… парад. Вам удалось взять интервью?

Она выразительно смотрит на меня.

– Ладно. Тогда расскажи мне про катастрофу. – Я даже не рассчитываю на ее рассказ, но она смотрит куда-то вдаль и вдруг начинает говорить:

– Я мало что помню. Помню, как садились в машину после окончания вечеринки. Она поругалась с Элаем.

– С Элаем Кроссом?

– Они встречались почти год. Она была расстроена, но меня за руль почему-то не пустила. Между прочим, это я ей сказала, что надо поехать через мост. – Ее голос становится тише. – Помню, мы увидели предупреждающую надпись о том, что у моста и на нем самом дорога обледенела. Потом помню, как машина скользнула вбок, и Элеонора выкрикнула: «Я ее не удержу». Затем мы словно очутились в воздухе, и Элеонора очень громко закричала, а потом была сплошная темнота. Я очнулась только через три часа уже в больнице.

– Расскажи мне о ней.

Она продолжает смотреть в окно.

– Она была умницей, упрямой, часто грустила, но и посмеяться тоже любила. Когда сердилась, становилась просто невыносимой, а в другое время – милая, старалась защитить всех, кого любила. Ее любимый цвет – желтый. Я тоже ее всегда поддерживала, даже когда мы ссорились. Я делилась с Элеонорой буквально всем, потому что она обладала удивительной чертой – никогда никого не осуждала. В общем, она была моей лучшей подругой.