Унесенные войной - Кристиан Синьол Страница 30

В Пюльубьере Алоиза смотрела, как первый в этом году снег медленно падал за окном. Было одиннадцать часов утра, и она выглядывала Франсуа, запаздывавшего почему-то из каштановой рощи. В последнее время она стала беспокоиться о его здоровье, поскольку он сильно кашлял, а зима была уже не за горами. Его нельзя было заставить сидеть дома. Франсуа хотел выполнить свою часть обязанностей во что бы то ни стало, независимо от погодных условий, желая доказать всем, и прежде всего Эдмону, что он еще в силах работать наравне с сыном.

С течением времени отношения между двумя мужчинами необъяснимо ухудшались. Алоиза и Одилия, жена Эдмона, без конца мирили их, но это становилось с каждым разом все сложнее. Франсуа хотел сам распоряжаться всеми работами в доме и способом их исполнения. Эдмон, огрубевший и озлобленный после немецкого плена, относился к нему со все нарастающей антипатией. Одному было пятьдесят шесть лет, другому — тридцать два. Имущество было совместным, и распоряжался им Франсуа, выделяя немного денег Эдмону. Жизнь в подобной коммуне была совсем несладкой, однако же Алоиза и Одилия были в хороших отношениях. Да и разве такая жизнь была чем-то особенным? Разве не всегда они так жили?

Алоиза отвернулась от окна и встретилась взглядом с Одилией, уже накрывавшей на стол к обеду. Та немного замешкалась, а потом прошептала:

— В этот раз он по-настоящему собрался уходить.

Алоизе показалось, что мир вокруг раскалывается на части.

— Это же невозможно, — сказала она. — Почему он так решил?

— Я пытаюсь образумить его, — добавила Одилия, — но он больше не слушает меня.

— Где вы найдете условия лучше, чем здесь?

— В городе. В Тюле много рабочих мест на заводах.

— Но он не может работать там! — воскликнула Алоиза. — Скажи ему, что я хочу с ним поговорить.

Она замолчала, услышав шарканье ботинок на крыльце. Дрожа от холода, вошел Франсуа. Растирая руки, он подошел к огню и, согревая их теплом языков пламени, вздохнул с облегчением.

— Думаешь, разумно выходить в такой холод? — спросила его Алоиза. — Разве нельзя было подождать немного?

— Я уже вышел из возраста, когда нужно совершать разумные поступки, — живо парировал Франсуа. — Надо непременно закончить до снега. А кто это сделает за меня?

Алоизе в его словах послышался скрытый упрек в адрес Эдмона, часто пренебрегавшего работой, в которой не было особой необходимости. Боже мой! Почему сегодня между сыном и отцом возникает столько разногласий, ведь Франсуа так долго ждал, так надеялся на приезд Эдмона? Алоиза стремилась понять, пыталась убедить Франсуа не работать много, позволить Эдмону обрабатывать землю как ему угодно, но муж не хотел ничего слышать.

— Разве я в своем возрасте больше ни на что не годен? — возмущался Франсуа.

— Ну что ты, совсем наоборот.

— Тогда почему ты меня об этом просишь?

Иногда Алоиза переставала его узнавать. Где был тот Франсуа, который вошел в дом в 1913 году как долгожданный спаситель? Тот, кто терпеливо возвращал ее к жизни после окончания войны? А еще тот, который так долго сражался за свою собственность, так замечательно умел ее слушать? Алоиза не понимала, почему он теперь стал таким черствым, таким непреклонным по отношению к сыну, в котором нуждался. И все же по вечерам, когда они оставались в комнате наедине, Франсуа вновь становился ближе. Тогда она пыталась убедить его позволить Эдмону взять инициативу на себя. Франсуа обещал, но забывал об этом на следующий день. Это было сильнее его. Он вложил слишком много своих сил и здоровья в имение, чтобы утратить свое значение для этого места.

В тот день трапеза прошла в тишине, и Эдмон ушел, едва допив свой кофе. Франсуа ненадолго задержался у камина, а затем набросил меховую куртку и тоже вышел. Алоиза видела, как он направился к сушилке каштанов, куда раньше ушел Эдмон. Она испугалась новой ссоры, хотела тоже пойти туда, но в конце концов отказалась от этой мысли. Однако же она устроилась у окна и смотрела на слой снега, тающий под бледным, ненадолго вернувшимся солнцем.

Вдруг, когда женщина хотела обернуться, из сушилки появилась фигура Франсуа. Он грубо хлопнул дверью и широким шагом удалился по улице Сен-Винсен. Алоиза поняла, что произошло то, чего она так боялась. Она оделась, вышла, позвала Франсуа, но он все не возвращался. Она побежала к сушилке и нашла там Эдмона, дрожавшего всем телом, с вилами в руке.

— Что произошло? — спросила Алоиза. — Что случилось?

Прибежала и встревоженная Одилия. Эдмон не мог заставить себя заговорить. Он будто лишился дара речи. Одилия взяла у него из рук вилы, поставила их у стены за его спиной. Алоиза с ужасом взирала на сына, а тот смотрел на нее и ничего не видел, гнев блестел в его черных глазах, сотрясал его коренастое могучее тело, закованное в мышцы тяжелым трудом и полевыми работами. И в то же время она видела, как Франсуа исхудал, ослабел, он перестал светиться энергией, и она поняла, что их так отличало теперь: Франсуа, на склоне своей жизни, не мог вынести вида своей силы и своей молодости, уходящих в сына.

Одилия взяла мужа за руку и нежно с ним заговорила:

— Ничего страшного, не переживай, — шептала она ему.

Эдмон, казалось, начинал приходить в себя.

— Я мог его убить, — сказал он.

— Забудь, — перебила Алоиза. — Расскажи лучше, что произошло.

Эдмон несколько раз перевел взгляд с матери на жену и обратно, затем пробормотал:

— Всегда только упреки. У меня больше нет сил. Надо уходить, иначе это плохо кончится.

Он искал поддержки в глазах Одилии и нашел ее. Одилия была так напугана, видя его в подобном состоянии, что сейчас хотела только избежать самого худшего.

— Хорошо, мы уедем, — сказала она.

— Нет, — воспротивилась Алоиза, — подождите, я поговорю с ним, мы все уладим.

— Это уже невозможно, — произнес Эдмон, — я слишком долго терпел. Сегодня терпение лопнуло.

Алоиза искала слова, способные изменить решение Эдмона, и не могла ничего придумать, кроме последнего аргумента:

— Ваш уход убьет его.

— Нет, — возразил Эдмон, — ему никто, кроме него самого, не нужен.

— Надо быть более снисходительным, — попросила Алоиза.

— Снисходительным?! — вскрикнул Эдмон. — Да я терплю уже три года. Сегодня терпение кончилось. Вечером я сообщу ему об уходе.

— Нет, прошу тебя! — взмолилась Алоиза. — Подожди еще немного: несколько дней, до конца месяца. Нужно, чтобы я поговорила с ним и он все понял. Потом сделаешь, как сочтешь нужным.

Эдмон взглянул на Одилию и прошептал:

— До конца месяца, не дольше.

— Да, — сказала Алоиза, — договорились.

И, взяв руку Эдмона в свои руки, добавила:

— Спасибо, мой родной.