Культура шрамов - Тони Дэвидсон Страница 30

Вот этот квартирный минимум:

Угол 1: научные материалы — журналы, доклады, видео— и аудиозаписи, накопившиеся за последние шесть лет.

Угол 2: спортивный инвентарь — гантели, гири и велотренажер.

Я не считаю себя каким-нибудь гормональным монстром — из тех ребят, что топают каждый божий день в Душилище, качаясь под тяжестью собственной туши, с пеной у рта, вооруженные до зубов всем мыслимым оружием, будто говоря: Я есмь ангел смерти, я перешагнул земное зло. Сколько крепких психов прошло через эту систему, сокрушив свой организм стероидами, не найдя успокоения в прозаке! Нет, я держу гантели для телесных упражнений, не для умственных осложнений.

Второе правило психотерапии гласит: в здоровом теле далеко не всегда обитает здоровый дух.

Угол 3: видеомагнитофон, телевизор, музыкальный центр.

Угол 4: футон.

Сидя в своей функциональной квартирке, я протискиваюсь между полками и изучаю дисфункциональные семейные истории, которые для меня — как хлеб с маслом: согласно имеющимся данным, в 57 % семей, независимо от состава и достатка, наблюдаются психические расстройства. Обожаю в этом копаться.

Наиболее полезными оказываются клинические случаи. «Журнал реактивной психологии» всегда был одним из моих любимых изданий, еще со студенческой поры, когда я подолгу засиживался в библиотеке, выискивая сведения о всяческих причудах, отклонениях или откровенных извращениях. Во многом именно этот журнал, наряду с несколькими другими, заставил меня впоследствии сторониться коллег, подавшихся в преподавание или больничную практику, и направил на путь чистой науки — в частности, изучения поведенческих моделей внутрисемейной сексуальности. В номере «Реактивной психологии» за текущий месяц Питерсон опубликовал статью об одном таком случае — случае, который он и другие специалисты по психосексуальности называют «икс-4»; иными словами, это такая ситуация, где установлено, что в насилие были вовлечены четыре поколения одной семьи: внук, сын, отец и дед. Питерсону поручили вести это дело после того, как социальные работники сообщили в институт о внуке. А кому еще поручишь, если другие — третьеразрядные, но состоящие на тройном окладе — психотерапевты не знали, с какого боку к нему подступиться?! Бараны в свитерах из овечьей шерсти — вот они кто.

Вначале тревогу забили в школе: внук поверг в шок своего учителя, нарисовав в тетрадке анатомически правильную сцену: мужчина с анатомически правильной эрекцией совершал половой акт с мальчиком. Этот самый внук явно обладал недюжинным талантом к рисованию: ему удалось с обескураживающим правдоподобием передать портретное сходство с самим собой и своим отцом. Его быстро забрали соответствующие власти, а заодно замели и отца, который, расколовшись на допросе, рассказал о насилии по классической схеме.

Далее Питерсон весьма дотошно приводит записи систематичных допросов отца, а также описывает столь же систематичную терапию, назначенную мальчику. Эту часть я лишь бегло пролистываю: мне слишком хорошо знакома вся эта психотерапевтическая тактика утешения и выуживания информации, и не раз мои ученые коллеги из Душилища читали мне наставления по поводу ценности подобной терапии, между тем как где-то между строк, где-то на заднем плане, как бы под сурдинку, проскальзывали намеки на то, что научные исследования вроде моих почти или вовсе лишены какой бы то ни было ценности.

Осязаемая работа приносит осязаемые результаты, так-то, Сэд.

Да хрен с ними. Накладывают пластырь на зияющую рану и садятся вокруг, собирая льющуюся оттуда кровь. И настолько уверены в правоте своей методы, что им даже в голову никогда не придет сменить бинт…

Как бы то ни было, дальше Питерсон выясняет, что отца мальчика когда-то жестоко истязал его собственный отец: например, оставлял на ночь в сарае, запирал в шкафу, по нескольку дней кряду морил голодом, и избавиться от всех этих издевательств ему удалось, лишь убежав из дома — причем, заметьте-ка, убежав с бродячим цирком! И вот за что я люблю Питерсона: он не пренебрегает этой деталью, вернее, не позволяет ей стать лишь несущественным дополнением к рассказу, имеющим отношение только к способу бегства. Нет, он придает ей гораздо большее значение. Проходит время, и этот тип принимается бичевать слонов, возбуждать жеребцов и совокупляться с зебрами. И если третьесортные исследователи проморгали бы эту цирковую линию, то Питерсон проработал ее как следует — опросил циркачей, заглянул под купол — и выяснил, что ситуацию, прежде обозначенную как «икс-3», следует понимать как «икс-4». Питерсон обнаружил, что человек, истязавший своего сына, в свою очередь, путавшегося с мальчиком-художником, когда-то убил собственного отца в зверской драке, залив кровью почти весь дом, в котором они жили. Причина? Цирколюб повздорил со своим отцом, припомнив ему некоторые эпизоды, относившиеся к давним каникулам на лоне природы, где отец обучил его кое-каким лишним наукам.

И это была всего лишь одна статья в одном журнале, а мне предстояло перерыть еще целую гору периодики, что ожидала меня в углу комнаты; зато как лакомое завершение вечера, полного напряженной работы, я всегда, всегда предвкушал свое вознаграждение: в четвертом углу меня поджидает Джози, суля целую ночь разнообразной активности и непрерывной близости. Упасть ей между ног и вдохнуть ее запах после длинного вечера, потраченного на ублюдков и отморозков, — вот высшая награда.

* * *

Четверг означает — во всяком случае, последние полгода означал, — что я допоздна задерживаюсь на работе. «Группа встреч с доктором Кертисом Сэдом, Душилище, 2-й этаж, комната 4», — гласит объявление, вывешенное в амбулаторном отделении. Мне самому это странно. Я никогда не примерял на себя роль психотерапевта, и, пожалуй, кое-кто сочтет, что я даже несколько скептично настроен по отношению ко всему этому набирающему силу феномену превентивной терапии — лечения, исходящего из вероятности отклонений: ну, типа, подходишь к конюшне и зажимаешь лошадиную голову дверцами стойла. Но шишки из Душилища, все как на подбор оплачиваемые члены общественных клубов психологов с громкими названиями («Храм», «Купол», «Цитадель»), — все они были «за», и всем младшим научным сотрудникам, в том числе мне, пришлось не только добровольно возложить на себя такую обязанность, но еще и разработать программу активной терапии (все это — во имя общественного блага, Сэд…). На меня, в частности, оказались возложены сеансы групповой терапии для потенциальных извращенцев, вернее, для самого широкого круга лиц обоего пола, которые не только озабочены своими детскими воспоминаниями и переживаниями, всплывшими уже в сознательном возрасте, но и встревожены возможными последствиями прошлого для их собственной, в остальном нормальной, семейной жизни.

Я-то думал, что явится какой-нибудь один трагический тип, недоносок с неуловимым выражением лица, но уже на первом сеансе оказалось восемь человек; позже количество посетителей доходило иногда до одиннадцати — двенадцати. Обычно численность приходивших колебалась, но наблюдался и постоянный состав, около полудюжины человек — если так можно выразиться, прочный костяк группы.