Никола Тесла. Портрет среди масок - Владимир Пиштало Страница 30
Никола Тесла. Портрет среди масок - Владимир Пиштало читать онлайн бесплатно
Он бормотал так, как это делают безумцы на улицах.
И жил вопреки собственному сердцу.
В Праге, а еще больше в Париже он полюбил оперу и ходил в нее при первой возможности.
Ужасаясь собственным страданиям, Тесла слонялся вокруг нью-йоркской Метрополитен-оперы. Плакаты объявляли, что девятого ноября состоится тысяча восемьсот восемьдесят пятое представление оперы Вагнера «Зигфрид». На фотографии певец Макс Элвери в короткой тунике со значением уставился в небо. Сгорбленный Тесла с удивлением смотрел на прямые мужские и женские спины. Ангельский запах чистоты щекотал ноздри. Свежий говор публики в холле доносился из другого мира. Женщины средних лет кокетничали в молодежных платьях. Их смех напоминал разбиваемые об пол тарелки. Люстры наливались жаром. Улыбающиеся фраки и безобидные декольте болтали в фойе. Все это двадцатидевятилетний рабочий рассматривал, пребывая в состоянии бездомного пса. Отчаяние медленно разливалось по его душе, как постное масло по столу. Как только поднялся занавес «Зигфрида», в голове его застучали молоточки карликовых кузнецов. Протертые локти, плохие ботинки, грязная сорочка, пропахшие волосы и подмышки — таков был он теперь. Костюмом ему служило одеяло. Перед театром на него смотрели как на волос в супе. Он вздрагивал, когда откормленный швейцар кричал ему:
— Эй, ты! Что ты тут делаешь?
После наихудшей осени его жизни наступила ужасная зима. Ветер обращал снег в туман. Вьюги были такими сильными, что газеты называли их «смертельно белыми».
Проснувшись, Тесла видел собственное дыхание. Холодная одежда казалась ему мокрой. Благословенный Стеван возвращался с ночной смены с замотанным шарфом ртом и теплым хлебом. Его спокойное лицо отвлекало печального Теслу. Он пил кофе и выходил, чтобы дать другу выспаться.
— Всю жизнь я стремился работать на человечество, — жаловался расстроенный изобретатель. — Неужели человечество — это официанты, сливающие из кружек недопитое пиво? Или те несчастные, которым они его подают? Или хиосы, добавляющие в спиртное жидкую камфару? Или бляди, выживающие на панели не более двух лет?
Едва он успевал нащупать хоть какой-то смысл в жизни, начинался ледяной дождь, который все растворял. На улицах пар шел от конских спин. Рельсы тонули в грязи, дома — в тумане.
Он смирялся, вспоминая глубокие глаза матери.
— Кто бы мог подумать, что опять наступит весна? — удивился Педди Мэлони.
Вряд ли поздний нью-йоркский март можно было назвать весной. Прораб Обадайя Браун сдержал обещание и вновь принял на службу всю прежнюю группу рабочих. Браун был родом с юга гордого штата Миссисипи, где стригутся при смене фазы луны, после чего сжигают волосы и ногти. Куст волос на голове скрывал его вислоухость. В уголке рта у него пульсировала сигара. Прекрасные слова произносили губы этого грубого человека.
— Не люблю славян, — жестикулировал он. — Не люблю ирландцев. И евреев не люблю. Ненавижу итальянцев. Но все эти чувства, братец мой, не могу применить к тебе, глядя в твои глаза.
В первые недели после отступления зимы Браун и его парни работали на Третьей авеню на линии надземки, идущей в Бронкс. Рядом с Теслой рыл землю Кармине Рокка. Кармине радовался телесным звукам. Он делился со своими коллегами по канаве:
— Утром я так просрался, что до сих пор не могу в себя прийти!
Кармине любил время от времени неожиданно покрутить головой и рыгнуть львиным рыком. Пустив ветры, он громогласно объявлял:
— Аж штаны порвал!
«Убивать таких надо», — думал Тесла.
По утрам итальянец ржал в канаве и заявлял:
— Fabbricarisi la furca cu li sy stissi manu («Он собственный гроб копает»).
А после обеденного перерыва многозначительно поднимал указательный палец и произносил:
— Zoccu si cumincia, si finisci («Закончи, что начал»).
Когда его спрашивали, откуда он родом, Кармине злился:
— С Адрана.
Рокка знал все, кроме, пожалуй, английского. Он здесь временно, а потом… Потом катер для ловли устриц в Нью-Орлеане. А потом…
С ним в паре работал племянник, Джованни Романелло. Наблюдая за дядюшкиными выпадами, Джованотто только улыбался, как бы желая сказать: «Ну что с ним поделаешь?» Никола уставал смотреть на дядю, но взгляд его отдыхал на племяннике. Его заинтересовал этот италовизантиец с самого большого острова Средиземноморья. Две с половиной тысячи лет меланхолии звучали в мелодиях, которые Джованотто мурлыкал себе под нос. Тесла гадал: «Откуда эта естественная элегантность в этом крестьянине из Сицилии? Неужели он и есть потомок сиракузского тирана Дионисия, который продал в рабство Платона?»
Никола и Джованни были заметно похожи, в уголке рта каждого из них пульсировала едва приметная улыбка. Джованни, мелодично произносившему «л» и «р», нравилось разговаривать с Николой. Он рассказывал ему, какое умное и даже красивое животное осел, и непонятно, почему люди над ним издеваются. Осел куда как лучше маркиза ди Сан-Джулиано, на которого горбатится его семья. Он рассказывал ему о кровавых апельсинах и сладких лимонах Сицилии. Он рассказывал ему, что половина его семьи живет в тенаменте на Мот-стрит, что Мот-стрит толпой и запахами напоминает ему рынок в Катании, только мраморного фонтана не хватает.
— Родственник предложил мне осенью поработать официантом в ресторане «Венеция», — улыбнулся Джованни. — Высокий потолок. На голубой стене нарисованы дворцы и гондолы. Платят неплохо. Да и работа полегче. Ha, vediamo!
С Теслой и Джованни махал лопатой двадцатидвухлетний Педди Мэлони. Педди умел плевать и свистеть одновременно.
Опершись на кирку, он рассказывал Тесле про свою жизнь. Она не была легкой. В годы европейских революций и гибели урожая картошки в Ирландии его дед уехал в Америку. Он уехал из Бельтры в общине Мейо, древней провинции Коннокт, где у голодающих были зеленые губы, потому что они кормились травой.
— Деда я всего один раз в жизни видел трезвым, даже не узнал его, — рассказывал Педди.
Педди исполнился год, когда умерли и мать, и дед.
— Эх, мертвые! — покраснел парень и уставился в небо.
— У них было свое время, у нас — свое, — утешал его Тесла.
— Табачный пепел падал на меня, когда я был ребенком, — закончил ровным голосом свой рассказ Педди. — Меня нашли на руках у пьяной тетки. Табачный пепел падал…
Несколько лет о нем заботились соседи. Потом его подобрал католический приют для брошенных детей и в «сиротском поезде» отправил в Айову, на ферму.
«Пусть тебя усыновят!»
Педди скупым жестом простился с сестрой монахиней.
Потом выпрыгнул из поезда и пешком вернулся в Нью-Йорк.
Был чистильщиком обуви.
Был продавцом газет.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments