Тайны Норы - Нора Шарифф Страница 30

— Теперь верю. Но поверь и ты, что тебе и твоей сестре, когда вы были маленькими, я просто желала добра и хотела, чтобы вы росли при отце.

— И вы своего добились. Именно так и произошло. Я выросла при отце. До такой степени при нем, что теперь я кособокая.

— Кособокая? Что ты хочешь этим сказать?

— Когда растению преграждают путь к росту, оно старается обогнуть препятствие и вырастает не прямым, а деформированным. Таким растением я и была, потому что, в отличие от моих сверстниц, должна была огибать все препятствия, которые мешали мне расти. Мне приходилось делать много поворотов, чтобы выжить. Теперь я и шагу не могу ступить без воображаемых костылей, с которыми проведу остаток жизни. Возможно, эти испытания сделали меня сильнее. Но где были вы, когда я так в вас нуждалась?

Она стояла на месте, уставившись в одну точку. Мои упреки задели ее за живое. Дрожь прошла по ее рукам. Она опустила глаза, и в первый раз в жизни я увидела, как она плачет. Может быть, она наконец осознала жестокость своих прежних поступков.

Смягченная ее явным раскаянием, я обняла и долго держала ее в объятиях.

* * *

Перебирая вещи, которые хотела увезти с собой во Францию, я случайно наткнулась на дневник, в котором записывала свои мысли, отражавшие мое состояние души в разные периоды жизни. Я перечитала написанное и почувствовала, как меня охватывают боль и отчаяние, пережитые в годы юности. Закончив чтение, твердо решила уничтожить все записи: я полагала, что так просто смогу превратить в пепел всю свою боль. К сожалению, этот мрачный ритуал не принес мне ничего, кроме новой грусти и уж, конечно, не стер ужасных воспоминаний.

Последние дни перед отъездом тянулись медленно, усиливая желание поскорее оказаться на французской земле. Я представляла картины, от которых становилось тепло на душе, в особенности согревали воспоминания о нашем большом доме в Париже, с огромным садом с фруктовыми деревьями, на которых вьют свои гнезда птицы. Мысленно я переносилась на свое любимое абрикосовое дерево.

Задвигая на второй план все проблемы, связанные с переездом, я концентрировалась только на хорошем, идеализируя прошлое. Ландшафты Франции представлялись более зелеными, чем были на самом деле, климат — мягче. Мне хотелось поскорее увидеть квартал, в котором я росла, школу, в которой училась, уголки, где так любила играть, булочную, бакалейную лавки, Тонтона! Прошло около семи лет, а я, восхищаясь перспективами возвращения, словно становилась ребенком.

Потом я вспомнила своих алжирских друзей. Здесь все знали всех, даже если ни разу друг с другом не разговаривали! Женщины, с которыми я сталкивалась в магазине, на рынке или на улице, за моей спиной отзывались обо мне плохо. И все потому, что мне нравилось улыбаться и разговаривать, глядя собеседнику прямо в глаза. Им казалось, что этим я хочу кого-то соблазнить. Однако многие, осознав свою ошибку, принимали мое поведение. В основном алжирская молодежь мне нравилась: и симпатичные парни, и их флирт, с юмором и невинностью.

Перед отъездом из Алжира я захотела в последний раз услышать призыв к утренней молитве. Для меня это всегда был магический момент. При первых лучах солнца, на заре, можно было услышать призывы муэдзинов [12]из каждой мечети города. Их голоса шли отовсюду и, сливаясь воедино, вселяли трепет в души правоверных. Представьте себе это многоголосье в едином призыве. Так, словно вас приглашают к вселенскому миру и покою!

В день нашего отъезда, 30 июля 2000 года, я поднялась очень рано, чувствуя ни с чем несравнимое возбуждение. Этот призыв к молитве до сих пор остается одним из немногих приятных воспоминаний о жизни в Алжире.