Русская комедия - Владислав Князев Страница 30

Какие слова! Хорошо бы еще закрепить их ударом об пол царского жезла, то есть пудового прадедовского багра. Волжский Геракл так и хотел сделать и попытался изъять свое богатырское имущество из наманикюренных пальчиков крестной мамочки женсоветской мафии. Однако, как и следовало ожидать, силы оказались неравными, и наш грозный вожак остался безоружным. Тогда он гневно топнул болотным сапогом. Сначала левым, потом правым. Потом для усиления эффекта — еще раз в обратном порядке: правым и левым. А потом вскричал. По-президентски, по-маршальски, по-атамански и, может быть, даже еще хле-ще — по-бабьи:

— Как пить дать!

«Пить… дать! — понимающим и призывным эхом отозвались седые Жигули. — Да, да, да!»

Ты помнишь, читатель? На Самарской Луке всегда есть место диву. И диво случилось. Нет, не посреди Волги. В точке номер тринадцать. Посреди зала ПОПа «Утес».

Диво случилось внутри нас.

Нас разом проняло. С головы до ног. От кепки до шнурков ботинок. От кончика носа до самого копчика. Всем нутром мы почувствовали: вот он, настоящий, особый момент истины. Если мы сейчас уйдем из «Утеса» как заурядные завсегдатаи забегаловки, то после этого нам уже никогда не вернуться сюда истинными колдыбанцами. И не звучать больше над Волгой заветному колдыбанскому призыву: «Как пить дать!» И оборвется удивительная вахта дедов и прадедов. Но тогда нам действительно не о чем рассказывать внукам и правнукам. Значит, и правда канет в реку забвения наше родное время. Во всяком случае, здесь и сейчас. В родимом ПОПе «Утес». Конечно, это всего лишь точка, да еще под номером тринадцать. Но вдруг она на самом деле последний оплот эпохи? Неприступный для безвременья утес, где жаждут истину до дна.

«Волга-матушка! — возопили мы. — Не оставь в трудную минуту своих сынов!»

Нет, не легенда это, не легенда. Быль. Удивительная, особая колдыбанская быль. Мы действительно вспомнили тогда, что мы — вроде как бы сыны великой нашей реки. Вспомнили и мысленно обратились к ней:

«Волга-матушка! Научи, как нам быть».

«Ах вы, чадушки мои недосмышленные», — вздохнула Волга.

Нет, не легенда это. Быль. Мы действительно услышали голос нашей великой реки.

«Я же и дедов ваших, и прадедов, и вас учила-наставляла, — рекла она. — До последнего дна!»

«Помним, родная, ведаем. До последнего дна последней бутылки! И рвемся к этой благородной цели всей душой. Так ведь не пущает нас лютый вражина».

«Ишь, какие шустрые, — ворчит Волга. — Все бы им на дно бутылки. А вот теперь, коли вы удальцы-герои да еще рыцари Особой Истины, попробуйте нырнуть так же, как я, на дно Каспия. Дно глубокое, неведомое, такое, что просто страх».

«На испуг нас, Волга-матушка, не возьмешь, — отвечали мы. — Надо потонуть, так потонем. Амба — и все дела».

«Смотря как нырять, — возражала Волга. — Если по-московски, то, само собой, амба. А если по-колдыбански? Ну! Где ваша знаменитая колдыбанская смекалка? Пусть ухнет по-бурлацки да выкинет удалое коленце!»

Ну что ж: если Волга-матушка благословляет… Да будет балаган! Но не по-столичному, а по-колдыбански!

Итак, надо доказать заблудшим колдыбанкам, всем очным и заочным участницам «Мадамского клуба», а заодно уж и всем современницам, что на Самарской Луке легендарные герои есть и в двадцать первом веке. Вот они, то бишь мы, герои, — перед вами. Собственной персоной!

Читатель помнит, что сия истина вообще-то не требует доказательств. Но с одним обязательным условием. Когда крепкие руки колдыбанских удальцов поднимают вверх наполненный до краев третий стакан. Ах, заветный третий стакан, наш щит и меч! Сейчас он там, на барной стойке. На пути к ней стеной стоит противник тире женсовет. Правда, в тылу у него еще наш бесстрашный атаман, но сейчас от него никакого проку. Он застыл, как монумент, и, кажется, даже не дышит. Так что мадамская атаманша сочла возможным вернуть ему его багор.

Диспозиция, то есть расположение войск перед боем, сами понимаете, крайне невыгодная для нас. Но капитанская рубка тем не менее включает «мигалки». Эй, на корабле! К сражению за взятие источника истины готовы?

В ответ в зале вспыхнула дружная иллюминация: всегда готовы!

И флагманский столик пошел на лихой, но хитроумный маневр.

Первым поднялся из окопа мент Самосудов.

— Как представитель наших славных силовых органов имею честь доложить, что вы, уважаемые колдыбанки, мыслите по-московски, — отчеканил он в ментовском стиле. — У нас действительно никогда не было и нет ни расписных челнов, ни даже надувных лодок. Старый таз, правда, раздобыть можно, но…

— Но в какую сторону плыть? — вылез и банщик Безмочалкин. — Никто из нас никогда легендарного утеса не видел. К тому же мы действительно не умеем грести, то есть работать веслами, а равно — управлять рулем.

— Мы действительно пойдем ко дну, — храбро замахал саблей школьный работник, сокращенно — шкраб, Молекулов. — В полный штиль — не гарантируем, а уж в бурю — обязательно. Разом, всем скопом. Буль-буль и амба. Но…

— Но… в этом и есть особый смысл нашего особого подвига, — рубанул сплеча просветитель-незнайка Профанов. — Такой подвиг не описан ни в одной энциклопедии. Вот почему мы идем на него с особой радостью, с просветленной улыбкой на устах.

Змейпартер захлопал ресницами. Дескать, что все это означает, куда вы клоните? Ха! Если бы мы сами это знали…

— Простите, му-му-мужчины, — замычала женсоветовская предводительница. — До нас не доходит смысл вашего особого мероприятия, которое вы якобы посвящаете своим женам. Вот вы все сгинули. Как один. С улыбкой на устах. Вам хорошо. но… что с этого будут иметь мои подруги? Какие им радость и счастье?

Н-да. Вопрос, конечно, на засыпку. Вряд ли на него ответили бы десять древних афинских мудрецов. И десять тысяч нынешних московских. И тут особый колдыбанский дух явил в лице нашего суперидеолога всю свою глубину и силу. Он нанес бескрылым истинам безвременья сокрушительный удар.

— Я обещаю вам особое женское счастье, — сияя, как майское солнце, пояснил наш супер искательницам земных радостей и утех. — Оно заключается в том, что вы станете…

Тут последовала мхатовская пауза. А потом — бах:

— Вы станете вдовами.

Во бабахнул! С тротиловым эквивалентом в сто килограммов. Нет, в сто тонн. Даже нас зашатало. Что уж там говорить о колдыбанках, которых шатает от такой ерунды, как взрыв сезонных цен на лук и картошку.

— Мы — вдовы?! — вскипел женсовет и аж застонал от гнева. — О-о-о!

— О-опомнитесь! — кипела Самосудова.

— О-одумайтесь! — вторила Безмочалкина.

— О-охолоните! — приняла эстафету Молекулова.

— О-очухайтесь! — плеснула кипятком Профанова.

— О-оболваню! — цыкнула Рогнеда Цырюльникова и помахала как бы ножницами перед носом Ухажерова.