Поэтесса. Короткий роман - Николай Удальцов Страница 30

Я мог бы ничего не говорить в ответ, хотя бы потому, что второй день передо мной размахивали патриотизмом, как торбой, расписанной неумелой рукой.

Но я ответил, не утверждая, а предлагая подумать не над ответом, а над вопросом:

– Возможно, чиновники сами привели к тому, что люди, любящие Россию, вынуждены не любить чиновников.

Так уж получилось, что мы жили в стране, в которой о любви к чиновничеству можно было и не говорить. Лично я вполне удовлетворился чиновниками, которых я бы не презирал.

– Да, и вообще, – добавил я, видя, что мой собеседник примолчал, и пробуя перевести разговор в шутку, – безразличная к народу власть сделала народ безразличным к себе. А любовь к власти – стала беспробудной.

– Похоже, что вы хотите, чтобы власть работала не на страну, а на вас? – наш гость решил, что его подозрение в моей личной заинтересованности будет серьезным аргументом.

И не ошибся, потому что я согласился с ним.

Хотя, боюсь, он этого не понял:

– Если власть мешает мне, законопослушному гражданину, быть законопослушным, то мне остается только одно – задуматься о том, на кого же она работает?

– А вы думаете, что все так уж, поголовно, не любят чиновников?

– Честно говоря, я не думаю, что люди не любят чиновников.

Я думаю, что люди чиновников ненавидят.

– Это почему это?

– Да не почему.

Просто мы живем при таких чиновниках, при которых порядочному человеку жить трудно.

– Но чиновничество – основа руководства развитием страны! – в ответ на эти слова владельца пивных заводов я промолчал, потому что не понимал, как можно руководить развитием. Как не представлял – каким образом можно руководить ростом ребенка. Но видел чахоточный российский бизнес, задыхавшийся и кашлявший в объятиях чиновников.

– Всем-то вы недовольны, – усмехнулся кандидат в депутаты, и я рассказал ему о самом большом открытии, которое сделало человечество: – Люди имеют право быть недовольными.

– Вы, Петр, имеете в виду – коррупцию?

– Да. И ее – прежде всего.

– Ну, дорогой мой, коррупция существует везде.

Поверьте – это всемирное явление, – владелец пивных заводов повторял расхожие слова о коррупции.

Но я прекрасно понимал, что самый подлый разговор о коррупции в России это разговор о том, что коррупция есть везде.

И все-таки нашему гостю удалось меня удивить.

– Коррупция – всеобща, и не имеет имени.

– Да? – искренне изумился я. – А мне почему-то казалось, что коррупция всегда имеет не только имя, но и фамилию…

– …Ну, знаете, – кандидат в депутаты изобразил на своем лице неудовлетворение от моего очевидного непонимания ситуации.

Похоже, я неумышленно попал в сферу, в которой чиновники, даже потенциальные, научились защищаться, делая это так же, как и еще очень многое – сваливая свою вину на недостойное их человечество.

Вообще-то, это свойство не только чиновников, а всех прохвостов.

И тех, кто готов прохвостом стать:

– Чиновничество – это срез нашей страны.

Каков народ – такие и чиновники.

Иначе и быть не может.

И уже в который раз мне пришлось заниматься тем, чем заниматься мне совсем не хотелось – защищать своих современников:

– Может, – ответил я тихо. – Больше того – должно быть.

Во всем мире на государственную службу люди строго отбираются по своим деловым, а главное – нравственным качествам.

И никто не будет терпеть в кресле чиновника, человека, занимающегося прежде всего тем, что набивает карманы.

Свои и своих начальников.

Во всяком случае, никто не станет признавать это нормальным, и сваливать преступления чиновников на народ.

– Так, по-вашему, стоит повыкидывать ворующих чиновников из кресел, и все изменится?

Все станут порядочными? – усмехнулся кандидат. И я опять ответил ему тихо.

Не оттого, что боялся говорить громко, а потому, что сказанное мной не нуждалось в восклицательных знаках:

– Порядочными чиновники в креслах будут тогда, когда порядочными будут люди в креслах повыше…

…Впрочем, все это были разговоры ни о чем, во всяком случае, не о том, о чем я собирался говорить с человеком, решившим пойти в политику, но явно не знавшим с чего начать.

И хотя он еще немного попустословил первоканальным телевизионным дикторством:

– Мы хотим жить в великой стране, а для этого нам необходимо создать сильное государство, потому что государство – это все, – но я остановил его.

Не то чтобы мне не захотелось его слушать.

Просто за его словами не было ничего, кроме шаманских заклинаний, напоминающих трескотню попугая, не задумывающегося о смысле произносимых слов, а просто подчиняющегося бессмысленному ритуалу.

Я просто поставил точку:

– Сомневаюсь в том, что такая страна будет великой.

Эту точку я поставил очень легко. Так как разговаривать с кандидатом мне стало не только просто, но и приятно. Любое дело может быть приятным, если понимаешь, что можешь бросить его в любую минуту.

А наш гость сорвался только один раз, да и то как-то вяло, без вдохновения в голосе:

– Петр, ну если вам так не нравится в России, так может, вам нужно уехать в какую-нибудь другую страну.

И всем будет лучше, – и в ответ на его слова я не сказал ничего.

Просто потому, что если кому-то кажется, что стране будет лучше от того, что ее станут покидать художники – значит, для страны будет лучше, если ее покинут те, кто так думает.

И хотя перед тем, как заговорить о главном, я еще поотвечал на его реплики:

– Давайте только о реальном, о микроэкономике, так сказать, а не о какой-нибудь высокой… – он секунду поподбирал слово, – …макроэкономике.

– Не волнуйтесь.

То, чем я занимаюсь – это и есть «микроэкономика».

А макроэкономика – это то, чем не занимается правительство.

– Только давайте о серьезном.

О главном.

А то знаю я вас – художников.

– Можете не переживать.

В век быстроустаревающих, недолговечных товаров художники занимаются тем, что должно пережить не только их, но и их эпоху, – успокоил кандидата я…

…Во взаимоотношениях власти и культуры для меня не было ничего особенно сложного: власть хуже своего народа, культура – лучше.

Власть может обходиться без художников, но и художники могут обходиться без власти.

Власть может сломать художника, а художник – едва ли.

Власть – сила, художник – духовность.

И гармония в стране наступает не тогда, когда художники опускаются до уровня власти, а когда власть поднимается до уровня творчества.

А то, что на моей Родине хорошо заниматься делом только до тех пор, пока с родиной не сталкиваешься – это не моя, а наша с Родиной общая проблема…