Лицей послушных жен - Ирэн Роздобудько Страница 30

Он смутился:

– Ну что вы. Извините…

Я тоже решила кое-что уточнить для себя и спросила:

– А вы, наверное, рассказывали о будущей Олимпиаде?

– Конечно! – улыбнулся он. – О чем же еще говорить? Сейчас для всех это событие номер раз!

– Да, номер раз… – иронично сказала я. – Говорить – не делать. Говорить можно обо всем, о чем угодно. Например, о войне в Афганистане…

Он насупился.

– А что о ней говорить? Мы выполняем свой интернациональный долг.

– Мы? Свой? Долг? Вы кому-то должны? Это просто вторжение в чужой дом! – сказала я.

– Но там геройски гибнут наши парни! – воскликнул он и посмотрел на меня с открытой неприязнью.

– Да… Но они гибнут ни за что… – сказала я и вышла из кухни.

Не слышала, что он крикнул вслед.

Не знала, куда мне деться в этом гвалте, ведь в моей комнате на кровати целовалась какая-то парочка.

Подумала, что единственное место, где я могла бы пересидеть эту вечеринку, – детская комната, где спит девочка.

Пошла туда. И с ужасом обнаружила, что дверь открыта и там тоже толпится захмелевший народ.

Посмотрела на часы: полдвенадцатого!

Я бросилась в зал. Там в полумраке танцевали парочки.

У окна стоял тот, кого следовало бы называть отцом. Перед ним извивалась под музыку рыжая женщина. В темноте не разглядела ее лица, но знала наверняка: это – та самая тетя Зоя.

Я бросилась к нему:

– Где Вероника?

Он посмотрел на меня так, как будто видел впервые.

– А-а, Верка? – промямлил неспешно. – Наверное, гоняет во дворе…

Я заметила, что он еле держится на ногах.

Странно. Как это все было странно…

Совсем не похоже на то, что я могла себе представить.

Я бросилась к двери, быстро сбежала вниз, выскочила в чернильную прохладу объятого ночью двора. Тусклые отражения окон лежали на влажном асфальте, сиреневые кусты в палисаднике распространяли свежий густой аромат по всему закругленному пространству дворика, в центре которого одиноко висели ржавые качели.

Я с тревогой огляделась вокруг. Тишина. Двор отсвечивал зеленоватым светом, приглушенным по углам, как китайский бумажный фонарик. Я сделала несколько шагов в сторону арки, отлично помня, что за ее пределы мне не выйти, – и застыла на месте от увиденного под деревом.

На скамейке сидел тот самый человек в темном плаще, а между его раздвинутых ног, повернувшись спиной к нему и лицом ко мне, стояла… Ника, отбросив голову назад. По ее лицу блуждала отстраненная улыбка, головка подергивалась в руках незнакомца.

Страх и отвращение подступили к горлу, меня чуть не стошнило: человек неловкими движениями расчесывал длинные волосы девочки, пытаясь заплести их в косу. Захлебываясь от неприятного чувства нереальности того, что вижу, я подбежала к этой парочке.

– Ника!

Оба вздрогнули, как от выстрела.

Ника недружелюбно взглянула на меня исподлобья.

– Ника, что ты здесь делаешь? – строго сказала я, стараясь разглядеть лицо незнакомца.

Длинные седые волосы, довольно опрятные, ровной волной свисали из-под широких полей старомодной шляпы. Больше ничего нельзя было рассмотреть.

Ника немного отступила в мою сторону, но смотрела насуплено и виновато, словно я оторвала ее от какого-то важного сокровенного процесса.

– Кто вы такой? – строго спросила я, беря девочку за руку.

– Это мой друг! – вызывающе сказала Ника.

Но я хотела услышать его ответ и с дрожью ждала его.

– Извините, – наконец смущенно сказал мужчина, – я не хотел ничего плохого… Она всегда такая растрепанная…

Я разозлилась.

– А вам какое дело?!

Незнакомец опустил глаза и молча пожал плечами.

– С вами я еще разберусь! – угрожающе сказала я и потащила Нику к подъезду.

Она нехотя поплелась за мной, махнув мужчине рукой.

Сердце мое колотилось, как перед инфарктом.

Что происходит?!

Я насильно затащила Нику в подъезд и обессиленно остановилась перед окном на втором этаже. Дыхание у меня было такое, будто я грузила кирпичи. Я не знала, что ей сказать, о чем спросить.

– Ника, разве тебя не учили, что дружить с кем попало нельзя? – строго сказала я. – Почему тебе расчесывает косу этот старый маразматик?!

В ее глазах засветились злые слезы.

– Он не математик! Он мой друг! – стиснув зубы, проговорила девочка. – А ты – никто…

Я вовремя поняла, что строгостью ничего не добьешься, и обняла ее за плечи.

– Ну хорошо, хорошо, прости, – уже тише сказала я. – Просто я испугалась. Уже поздно, а ты не дома. Сидишь с незнакомым дедом во дворе. Да еще он тебе косы заплетает… Согласись, это странно.

Она пожала плечами.

– Что тут странного? Мы давно играем вместе.

Я изо всех сил старалась сдерживаться, говорить как можно спокойнее:

– Во что можно играть с таким взрослым… я бы даже сказала – старым человеком? Что он с тобой делает?

– Ничего, – сказала девочка. – Рассказывает разные истории, угощает конфетами…

«Вот, значит, как это началось, – подумала я, – истории, конфеты… Все так, как бывает!»

Жаль, что я ничего не помню. Все сгорело на том костре.

А еще жаль, что я не детский психолог и не знаю, как говорить на такие сложные темы.

– Ника, – нежно сказала я, гладя девочку по голове, – можешь мне рассказать, во что вы играете? Может быть, я тоже смогу поиграть с вами? Пожалуйста…

Девочка задумалась.

– Ну хорошо, – наконец произнесла она. – Только не сейчас. Потом.

Я восприняла это как перемирие и решила больше не беспокоить ее.

– Договорились, – сказала я. – Пошли домой. Уже поздно и пора спать. Гости расходятся.

Как раз сверху донеслись громкие голоса, цоканье каблуков, звук поцелуев, клацанье замка. Мимо нас прошла веселая толпа, послышались возгласы: «О, Верочка, как ты выросла!», «А где же ты, детка, пропадала?», «Стишок нам не прочитала!» – и тому подобное. Естественно, ни один вопрос не предполагал ответа. Толпа процокала мимо нас.

Хлопнула дверь.

Повисла тишина.

Мы начали подниматься наверх. Перед последними ступеньками Ника дернула меня за руку и жалобно сказала:

– Пожалуйста, не говори ничего – там! – Она кивнула на дверь нашей квартиры.

Разумеется, я не собиралась ничего говорить, но на всякий случай спросила: