Гулливер и его любовь - Андрей Бычков Страница 30

Подходя к низкому стильному зданию фирмы «Tukzar», в подвале которого арендовала свои пространства гештальт-терапия, Ирина вдруг с тоской подумала, что теперь она во всем зависит от доктора Эм. Ей вдруг даже показалось, что доктор Эм заменила ей братьев, которые когда-то сажали ее на зеркало. Конечно, за эти полтора года она стала гораздо увереннее в себе. Изменилась даже ее походка, она стала двигаться, широко расставляя ноги и уверенно наступая на всю стопу. Иногда ей даже нравилось представлять себя мужчиной, как будто у нее что-то даже слегка поддувалось в промежности. Что-то, с чем она бессознательно отождествляла докторшу Эм. Спустя несколько месяцев после начала процесса монашка ушла из монастырской больницы и теперь работала медсестрой на «скорой помощи». Эта служба и лучше оплачивалась, и теперь, слава Богу, ее не захватывало и то печальное чувство бесполезности молитвы, особенно когда в больнице умирали молодые верующие. Теперь, когда молодого верующего (а разве не всегда ли можно определить по крестику?) сбивала машина, Ирина уже не молилась, а прежде всего делала все необходимое – проверяла пульс, давление, смотрела зрачки, ставила капельницу (если еще оставалось куда, в мелкую или висящую вену попасть ведь всегда труднее). Выезжая, как правило, без санитаров, которых теперь все труднее было оторвать от телевизора, она мобилизовывала случайных зевак, чтобы те не толпились и не пучились на чужую кровь, а лучше, не стесняясь, помогали переложить несчастного на «волочок» и перенести в машину. Конечно, если жертва все-таки умирала, чего Ирина, разумеется, боялась больше всего, потому что тогда зеваки (а еще хуже – родственники) начинали обвинять почему-то прежде всего ее, что она что-то сделала не так или даже нарочно, то Ирина была уже озабочена опять же не бесполезной молитвой, а делом – как правильно составить карточку, чтобы ее, Ирину, нельзя было ни в чем обвинить, ведь все, в чем можно обвинить, наказывается законом. А провинившуюся медсестру закон наказывает сроком от трех до пяти. Конечно, если совсем честно, то Ирина не любила и эту свою работу. Ну, а кто ее любит, эту свою работу? Но зато благодаря работе (благодаря, конечно же, доктору Эм) Ирина смогла наконец выйти замуж, хотя и… то, что касается детей…

Но сейчас, подходя все ближе к этому низкому горизонтальному зданию с фасадом из огнеупорной пластмассы, она все яснее ощущала свое нежелание передвигать ногами, как будто ей и в самом деле что-то мешало.

Она вдруг подумала о любви, что ведь хотела любви, а узнала лишь то, что доктор Эм называла «отношениями с мужчинами». Конечно, упражнения доктора Эм пошли ей на пользу и после того, как однажды на «горячем стуле» доктор попросила представить ее, что и Нина, и Катенька, и Наталья Авдотьевна Турсун-Заде – это мужчины (ни Горбунов, ни Васечка, ни Умнов в тот раз почему-то не пришли, а Евгений тогда еще и не появился), и что надо выбрать кого-нибудь из них и позаботиться о самой себе, то есть принять их «мужские» ухаживания, после такой тренировки ей стало гораздо легче не сопротивляться грубым приставаниям шофера «скорой помощи». И однажды, когда очередная жертва несчастного случая умерла еще до их приезда, Ирина позаботилась и о шофере, и о себе. Это была пасмурная безлунная ночь, Ирина хотела позаботиться на траве, но трава оказалась мокрой и склизкой, и позаботиться об отношениях с Володькой пришлось на «волочке».

И вдруг она поняла, что не хочет идти сейчас на группу к доктору Эм, потому что… потому что перестал приходить Евгений.

Ирина вдруг с горечью поняла, что всю жизнь ждала только такого, как он. И, может быть, она не хотела, чтобы доктор Эм случайно выведала об этом и разрушила это последнее из ее ожиданий?

Она снова увидела эти его печальные горизонтальные морщинки у глаз, и на лбу – веселые вертикальные, и… заплакала.

Так значит, она всегда хотела встретить Евгения?

Однажды, когда его все же собьет машина, она, Ирина, примчится в последний миг и, снова помолившись Богу, спасет ему жизнь. И тогда он ей расскажет все, что у него на душе, и она тоже ему расскажет, что она несчастна с Володькой, как она знает теперь, что «отношения с мужчинами» – это же не любовь, и скороспелый брак – просто бегство от одиночества. И наказывается мертвым ребенком. О, он, Евгений, поймет эти простые слова. И тогда… Тогда она бросит своего грубого, пахнущего кирзой Володьку, а Евгений бросит эту неврастеничку Любу, и они убегут в какую-нибудь далекую страну. Она вспомнила свой сон – отель в горах, молодой негодяй, убивший своих богатых родителей, и его бедная невеста, как они сидят на веранде, и солнце сквозь жалюзи… Она с неохотой взялась за ручку двери, вспоминая теперь нового участника группы – высокомерного и прыщавого Бориса, как с визгливым и нервным хохотом он признается в каком-то своем непонятном пороке, и как доктор Эм подсовывает ему пустой стул, чтобы он мог заставить его какими-то странными движениями перестать верить в Бога.