Священная книга оборотня - Виктор Пелевин Страница 30

Доля истины могла скрываться в каждом из этих объяснений – всякое, наверно, случалось за несколько имперских веков. Но я была счастливым животным.

Последние полторы тысячи лет у меня был комплекс старой девы – конечно, не по отношению к людям, чье мнение мне совершенно безразлично, а в нашем небольшом лисьем коммьюнити. Мне иногда казалось, что надо мной втихую потешаются. И эти мысли имели под собой основание – все мои сестрички потеряли девственность еще в древние времена, при самых разных обстоятельствах. Самая интересная история произошла с сестрой И – ее посадил на кол вождь кочевников, и она честно изображала агонию трое суток. Только когда кочевники перепились, ей удалось сбежать в степь. Я предполагала, что здесь и крылись корни ее неутолимой ненависти к аристократии, которая вот уже столько веков проявлялась в самых причудливых выходках…

И все же мне было немного грустно. Как говорила в девятнадцатом году моя соратница по панели гимназистка Маша из Николаева, в одну и ту же раку нельзя встать дважды. К своему стыду, я долго не понимала, что это не о позе «раком», а о церковной оправе для святынь: Машенька имела в виду того доброго ангела, который покидает нас при утрате девичества. Но грусть была светлой, и настроение в целом у меня было отличное.

Правда, его омрачало одно подозрение. Мне казалось, со мной проделали то же самое, что я всю жизнь проделывала с другими. Может быть, все было просто внушено мне? Это была чистая паранойя – мы, лисы, не поддаемся гипнозу. Но какое-то смутное беспокойство томило мое сердце.

Я не понимала превращения, которое произошло с Александром. С лисами тоже случается супрафизическая трансформация, о которой я расскажу позже. Но она никогда не заходит так далеко – то, что сделал Александр, было умопомрачительно. В нем жила древняя тайна, которую лисы уже забыли, и я знала, что еще долго буду возвращаться к ней в своих мыслях.

И еще я боялась, что потеря девственности отразится на моей способности наводить морок. У меня не было основания для подобных опасений, но иррациональный страх – самый неотвязный. Я знала, что не успокоюсь, пока не проверю свои силы. Поэтому, когда зазвонил телефон, я сразу решила поехать на вызов.

По манере говорить клиент показался мне застенчивым студентом из провинции, накопившим деньжат на ритуал прощания с детством. Но что-то в его голосе заставило меня проверить высветившийся номер по базе данных, которая была у меня в компьютере. Оказалось, это ближайшее ко мне отделение милиции. Видимо, менты звали на субботник по случаю весны. Я терпеть не могла это мероприятие еще с советских времен, но сегодня решила пойти в логово зверя добровольно – проверять себя так проверять.

Ментов оказалось трое. Душевой в отделении не было, и мне пришлось готовиться к бою в туалете с треснувшим унитазом, живо напомнившим мне одесскую чрезвычайку революционных лет (над таким пускали пулю в голову, чтоб не пачкать кровью пол). Мои страхи, конечно же, оказались безосновательными – все трое милиционеров погрузились в транс, как только я подняла хвост. Можно было идти назад на конно-спортивный комплекс, но мне пришла в голову интересная идея.

С утра я думала о Риме и вспоминала Светония – видно, в этом была причина проснувшейся во мне изобретательности. Я вспомнила рассказ о капрейских оргиях Тиберия: там упоминались так называемые «спинтрии», которые распаляли чувственность стареющего императора, соединяясь у него на глазах по трое. Эта история тревожила мое воображение – даже название «Splinter Cell» (невинная компьютерная игра по Тому Клэнси) я переводила про себя как «секта спинтриев». Сейчас, оказавшись в обществе троих моральных аутсайдеров, я не смогла удержаться от эксперимента. И у меня все получилось! Точнее, правильно сказать – у них. Впрочем, я так и не поняла, что чувственного находил Тиберий в этом грубом зрелище – на мой взгляд, оно больше подходило для иллюстрации первой благородной истины буддизма: жизнь есть дукха, томление и боль. Но я это знала и без триады совокупляющихся милиционеров.

В отделении нашлось четыре тысячи долларов, которые оказались как нельзя более кстати. Кроме того, мне попался учебный фотоальбом уголовных татуировок, который я с интересом пролистала. Направление, в котором эволюционировал этот жанр, вполне соответствовало происходящему с мировой культурой: религиозное сознание возвращало себе утраченные в двадцатом веке позиции. Правда, проявления этого сознания не всегда можно было опознать с первого взгляда. Например, я не сразу поняла, что слова «SWAT SWAT SWAT», выколотые под синим крестом, больше похожим на немецкий военный орден, чем на распятие, были не названием лос-анджелесского спецназа, а фразой «Свят Свят Свят», записанной латиницей.

Самое сильное впечатление на меня произвела спина с диптихом, изображавшим небеса и землю. Небеса располагались между лопатками – там сияло солнце и летали похожие на почтовых голубей ангелы. Земной план напоминал герб Москвы с конным драконоборцем, только вместо копья из длани всадника исходили разноцветные лучи, а дракончиков было множество – мелко-кислотные, кривовато-приплюснутые и по-своему симпатичные, они ползли по обсаженной деревьями аллее. Все вместе называлось «Святой Георгий изгоняет лесбиянок с Тверского бульвара».

Выколотое на пивном животе распятие заинтересовало меня буквами на свитке в верхней части креста: там обычно пишут или «ИНЦИ», или «INRI», что означает «Иисус Назарей, царь иудейский». А на татуировке были буквы «ПСПО». Без комментария под снимком я ни за что не догадалась бы, что это означает «Пацан сказал, пацан ответил». Гностическая фреска эпохи Бориса Гимнаста.

Перевернув несколько страниц с традиционными Сталиными, Гитлерами, змеями, пауками и акулами (под одной была надпись «глубока страна моя родная»), я опять наткнулась на религиозную тему: чью-то спину украшала панорама ада со страдающими грешниками. Особенно впечатляли поедаемый червями Билл Гейтс и пылающий на костре Бен Ладен в легкомысленной белой маечке с эмблемой:

На последнем листе белело дистрофическое плечо с грибом ядерного взрыва, у которого вместо шляпки была найковская загогулина, подписанная словом NUKE – видимо, воспоминания о будущем.

Под стоны и сопение спинтриев все это казалось особенно безотрадным. Куда идет человечество? Кто ведет его? Что случится на земле через полвека? Век? Мое весеннее настроение испортилось, несмотря на хороший улов. Впрочем, совесть была спокойна. Я не считала, что совершаю кражу – я взяла плату за вызов. Менты получили свой секс, я свои деньги. А того, что я дорого стою, я никогда не скрывала.

*

По дороге домой я раздумывала о татуировках. Я люблю их, но себе почти никогда не делаю. У лис они держатся не больше двадцати лет. Кроме того, они часто расплываются самым причудливым образом. Это связано с несколько иной природой нашей телесности. У меня за весь прошлый век была только одна татуировка – две строчки, которые поэт W.H. Auden навсегда выжег в моем сердце, а одноглазый колач Слава Косой – временно выколол на плече: