Карт-бланш императрицы - Анастасия Монастырская Страница 30

— Экая ты ладная, матушка, просто лебедушка. Если бы не Гриша…

— Охолони, Петрович! — осадил его разом насупившийся Орлов. — Глазами смотри, а руками не трогай. Моя!

В казарме раздались добродушные, одобряющие смешки.

— Молодец, Гриша! — не унимался Петрович. — Какую бабу себе оторвал! Выпей с нами, Екатерина Алексеевна, не погнушайся.

Ей протянули кружку с горячим пуншем. Пряный запах обжигающего вина разгорячил и без того запылавшие щеки. Не потому ли мать Сергея так любила бывать в казармах? А хорош Петрович, весьма хорош, несмотря на возраст. Если бы не Орлов… Но куда она без него теперь? Екатерина сделала добрый глоток обжигающего напитка. Вкус корицы, терпких трав и надежды.

— Сроду такого не пробовала, еще налей! — подставила опустевшую кружку.

— Не опьяней, Катя, — шепнул на ухо Орлов. — Солдатский пунш коварен, пьется легко, пьянит сильней, чем водка.

Она коротко кивнула, дав знак, что поняла и приняла предостережение. Но кружку взяла и, немного отхлебнув, передала ее Григорию. Орлов выпил залпом.

— Ну, спасибо, орлы! Не подвели! — сказал Григорий, обнимая Ектаерину за плечи, — Уважили командира!

Солдатские смотрины закончились успешно. В тот день Екатерина почувствовала, что одержала еще одну победу, может быть, на данном этапе самую важную. Орлов также остался доволен. Он не только закрепил свои отношения с великой княгиней, но и заручился поддержкой и одобрением со стороны подчиненных. Судьба Стеньки Разина ему более не грозила.

С того момента у Екатерины стали часто бывать не только братья, но и их ближайшие друзья. Она приручала их постепенно, то пряником, то видимостью кнута, но уже спустя полгода могла с уверенностью сказать: они пойдут за ней и в огонь и в воду. А то, что будет и огонь, и вода, и медные трубы, уже никто не сомневался.

Двор давно напоминал театр военных действий. На половине великого князя строили козни и делили государственные посты; в опочивальне великой княгини Орлов один за другим отметал планы государственного переворота, а в темной, пропахшей болезнью и агонией, комнатушке умирала Елизавета.

Екатерина, пожалуй, была единственной, кто приходил сюда по доброй воле. Она и еще Алексей Разумовский, тайный муж императрицы. Он часами просиживал у постели умирающей. Стараясь облегчить ей последние страдания. Екатерина немного завидовала этой любви, выдержавшей главное испытание — в горе. В радости всяк поклянется в любви и верности, а вот попробуй так, как он. В редкие минуты, когда Елизавета приходила в себя, они оба разговаривали с ней.

— Ты прости меня, Катя, — как-то просипела императрица. — Много страданий у тебя было по моей вине, много боли и слез. Сына у тебя отняла, своего не удалось заполучить, — она косо взглянула в сторону Разумовского. — Простишь ли, не знаю. Я бы не простила, но спасибо скажи: только страдания делают дух стойким. А где стойкий дух, там тело не подведет. Отец всегда так говорил, да я не слушала. Тело ублажала, как могла, а о душе подумать забыла. Вот сейчас лежу и вспоминаю, сколько платьев после меня останется? Пять тысяч? Десять? Я их всех и не помню, даром, что многие даже ненадеванными останутся. Туфли в ряды выстроились, драгоценности в ларцах пылятся. Но с собой в могилу их не возьмешь? Не платья же Богу будешь показывать…

Она застонала, и Разумовский мгновенно встрепенулся:

— Болит, душа моя?

— Болит, Алешенька, — нежно ответила Елизавета. — За тебя душа болит. Как тебя оставлю? Ты его не гноби, Катенька, отпусти потом с миром, хорошо? На престол претендовать не будет, интриг не любит. Меня любит. Только я, дура, не сразу поняла и разглядела.

— Полно тебе, Лиза, сокрушаться, — Разумовский взял ее страшные опухшие руки в свои. — Ты меня счастливым сделала, а этого вполне довольно. Не печалься о прошлом.

— Да как же об этом не печалиться? — по бледному лицу императрицы покатились крупные слезы. — Жить-то, как хочется!

Разумовский не выдержал и тоже заплакал, уронив голову на грудь.

— Довольно, Алеша, будет нам прежде времени слезы лить, — отстранила его императрица. — Иди, высморкайся, чайку попей. Мне с Катериной нужно поговорить. — Тот послушался и вышел.

— Трудно тебе будет, Катя, — после паузы сказала Елизавета. — Петрушка жизни не даст. Его вчера ко мне Панин приводил, уговаривал указ подписать о престолонаследии.

— И? — Екатерина боялась дышать.

— Я подписала, — устало ответила Елизавета. — Силы уже не те, чтобы сопротивляться. Накинулись, словно вороны. Еще немного, и заклюют, падальщики. Теперь от тебя все зависит.

— Что зависит? — прошептала Екатерина. — Он теперь Павлушу незаконнорожденным объявит, а меня…

— А вот тут ты ошибаешься, — неожиданно жестко сказала императрица. — Действовать надо, а не слезы лить. Ты выигрываешь не только в тактике, но и в стратегии. А еще — во времени. Свое восшествие на престол Петр начнет с пьянства, затем пойдет на поклон к Фридриху — будто я не знаю обоих! В армии начнется ропот. Армия за тебя. О твоих шашнях с Орловым мне тоже известно. Можешь глаза не опускать и не стыдиться. Была бы помоложе, сама клюнула бы. Остальное вслух произносить не стану — сама поймешь. А когда поймешь, то и сделаешь нужный шаг. Против тебя лишь Воронцовы.

— И Панин.

— Панин выжидает. Как только он почувствует твою силу, то мгновенно переметнется. Держи под присмотром Шуваловых. Много власти не давай им, на шею сядут. И Павлушу люби. Даже вопреки истинным чувствам люби.

— Ваше величество…

— Про Петра хочешь спросить? — догадалась Елизавета. — Только ничего тебе путного не скажу. Вместе вам не править. Кто нанесет упреждающий удар, тот и победит. Только знай, Катя, тебя он не пощадит. И ребенка твоего тоже. Да и страну потеряет. Вот и решай сама, что ценнее — жизнь одного, пусть и никчемного человека, или твоя судьба, от которой зависит будущее народа. Решай сама, тут я тебе не советчик.

— Как бы мне хотелось, чтобы и в мое царствие были отменены смертные казни.

Елизавета хрипло и невесело рассмеялась:

— Читаешь много. Монтескье, Вольтер… Только одного ты, Катя, не поняла: не бывает политики без крови. Остальное — пустая романтика.

— А вы?

— И я — романтика. Эту страну невозможно удержать пряником. Сама потом поймешь. И ничто не вселяет страх, как публичная казнь. Страх и уважение к государю. Покорность. Русские, как медведи. С виду добрые и ласковые, а подойдешь поближе — кожу сдерут. Только через боль и страх ты сможешь добиться процветания. Я же мечтала о любви и восхищении своих подданных. И что? Не повторяй моей ошибки. Никому не верь, никого не бойся, и ни о чем не проси. Сама бери, коли захочешь. Вот тебе мое завещание, Екатерина Алексеевна. Ступай. Разумовского позови.

Екатерина долго думала над словами императрицы. Елизавета права: не время и не место проявлять сентиментальность и доброту. Так ведь и проиграть можно.