Жена - Мег Вулицер Страница 30

Писателям нужен свет. Они вечно об этом толкуют – без света они вянут, как комнатные растения. Можно подумать, что с окнами на юг они начнут писать совсем иначе. Писателям нужен свет, а в нашей квартире на Чарльз-стрит его было много: был у нас и свет, и отопление, и впервые за все время, что мы были вместе, постоянный источник дохода. Мы ходили на все книжные мероприятия, литературные чтения и ужины, куда нас приглашали, пили вино и заводили новых друзей. Я уже не жалела, что бросила колледж. Мы жили в свое удовольствие. Качество нашей жизни так сильно изменилось из-за даров, что пролились на Джо: иногда мне казалось, что это корона, иногда – что это ключ, ключ в большой мир важных писателей. Этим миром правили мужчины; они пировали и пили до поздней ночи, лишь изредка отвлекаясь, чтобы взойти на сцену и произнести речь.

Последнее нравилось Джо больше всего. Я наблюдала за ним со стороны, нервно улыбаясь, а он взбегал на все сцены, сжимая в руках свой первый роман, который и привел его туда. Устраивая чтения в ту пору, он часто в точности повторял то, что было на чтениях вчера; он планировал и расписывал все свое выступление вплоть до шуток и якобы импровизированных комментариев, даже ритуальный глоток воды делал по расписанию.

Однажды в Нью-Йорке в тот первый год Джо должен был выступать где-то, кажется, в культурном центре «Уай» на Девяносто второй улице, хотя точно не помню; все большие залы смешались в моей голове в одну громадную аудиторию с тысячами рядов кресел. Но я запомнила, что на мне было голубое бархатное платье и я была не накрашена, а волосы убраны назад и перевязаны лентой. То было одно из первых чтений Джо, и от волнения меня даже затошнило и вырвало в унитаз в женском туалете; мне стало так стыдно, что я долго не выходила из кабинки. Стояла на коленях на полу и слушала, как две женщины у раковин говорили о Джо.

– Ничего лучше «Грецкого ореха» я в этом году не читала. Слышала, он очень хороший чтец, – сказала одна. – Элиза на прошлой неделе ходила на его чтения.

– О да, – ответила вторая, – а еще он очень хорошенький. Так бы и съела его, как мороженое.

– Но нельзя же. Он женат, – заметила первая.

– И что? – ответила вторая, и они рассмеялись.

Тут я заставила себя выйти из кабинки и распахнула дверь, как бандит из вестерна, врывающийся в салун. Но женщины не обратили на меня внимания. Я не представляла для них угрозы – я в своем бледном тонком пальто, красивая и анемичная. Я выглядела как женщина, которая уже нашла себе мужчину по душе; они же по-прежнему искали и наслаждались жизнью.

Одна из них была смуглой, с оливковой кожей и блестящими прямыми длинными волосами. Вторая – белокожей, веснушчатой, с огромной грудью. Я так и представила ее соски, два розовых поросячьих рыльца, смотрящих в радостное лицо Джо.

Какую из них он бы выбрал? Мне почему-то было важно понять это сейчас, важно знать, какой типаж ему нравится, чтобы в будущем я могла бы помешать ему, отвлечь его, не дать заглядеться на идеал.

Я заговорила с ними, хотя, конечно, это было глупо. – Знаете, – сказала я, – я очень рада, что вам понравился роман Джо.

– Что? – воскликнула первая.

– О боже, – пробормотала вторая.

– Погодите, вы – жена Джозефа Каслмана? – спросила смуглая.

– Да.

– Он просто чудо! – выпалила светленькая. – Вы, наверно, очень им гордитесь.

– Да, – ответила я и вымыла руки. Из крана хлынул кипяток, но я руки не отдернула. Мне словно хотелось обжечься на глазах у этих двух молодок.

– Он сейчас что-то пишет? – спросила смуглая.

– Да, – кивнула я. – Второй роман.

– Здорово, – сказала светленькая. – А мы вот очень рады, что пришли на чтения.

Они ушли, и даже дверь за ними не успела закрыться, как я услышала их шушуканье и смех. Тогда я поняла, что мне предстоит; поняла, что женщины будут бросаться на него, как лемминги в пропасть, обуреваемые не жаждой смерти, а жаждой любви. Очаровательные лемминги, хлопающие ресничками и пытающиеся расстегнуть его ширинку своими острыми коготками. Я знала это, потому что сама была такой же, а до меня наверняка были другие. Я просто полагала, совершенно безосновательно, что Джо научился отказывать другим леммингам, бережно отцеплять их коготки со своей рубашки. Я надеялась, что отныне он всегда будет отказывать им, потому что теперь у него была я, а я от всех отличалась.

Взойдя на сцену, Джо прочел первую главу «Грецкого ореха», в которой Майкл Денбольд, учитель литературы в небольшом женском колледже в Коннектикуте, встречался с Сьюзан Лоу, своей самой многообещающей студенткой; у них завязывалась бурная сексуальная связь, и в итоге Майкл бросал свою жену Дейдру, спятившую керамистку, и новорожденного сына. На наклонной кафедре перед ним лежала раскрытая книга; он то и дело пил воду, потому что отвык так много говорить и от волнения у него пересохло во рту, поэтому речь его часто прерывалась сухими покашливаниями, и он лакал воду, как козленок.

Зрители внимали каждому его слову и действительно готовы были его съесть, как сказала та девушка. Все юноши в аудитории мечтали стать на него похожими и вернулись домой в тот день, пообещав себе начать работу над собственным романом. Женщины же жаждали отхватить себе его кусочек – край рукава, кончик пальца, кусочек густой брови, что-нибудь, что можно было бы оставить себе навсегда. Они им восхищались и мечтали, чтобы он сидел за печатной машинкой в их квартирах и курил сигареты в их кроватях, чтобы он ложился на них как ни в чем не бывало, легко, как ложился на меня.

Я сидела в первом ряду и держала портфель с его книгами и конспектами, с гордостью слушала его слова, слегка кривилась, когда он читал строчку, которая мне не нравилась, и с наслаждением ерзала в кресле, услышав ту, что мне нравилась. «Это его портфель!» – хотелось объявить мне всем сидевшим вокруг, особенно женщинам из дамского туалета, и, обращаясь к последним, добавить – «а вы идите в задницу со своими глазенками и осиными талиями». После того, как Джо представили, он вскочил и побежал по ступеням на сцену, счастливый и взбудораженный, как в тот первый день занятий в колледже Смит; теперь, впрочем, было в нем что-то еще, некая чрезмерная искристость, которая показалась бы неуместной, если бы он не был так знаменит.

Позже на приеме смуглая и светленькая встали от него по обе стороны, а я смотрела, как глаза у него шныряют от одной к другой, как он сжимает в руке бокал с напитком, слегка прогибает спину, приосанивается. Хэл Уэллман, мой босс, а теперь и редактор Джо, стоял рядом, наблюдал, как я смотрю на Джо, а через некоторое время мягко произнес:

– Не переживай из-за них.

– Правда? – повернулась я к нему.

– Правда, – ответил Хэл. Он устал; сутулый краснолицый здоровяк, которому еще надо было успеть на поезд на Центральный вокзал. – Его сейчас распирает от гордости за самого себя. Любой на его месте чувствовал бы то же самое.

Мы стояли рядом, смотрели на Джо и двух девушек; светленькая достала экземпляр «Грецкого ореха» и попросила Джо его подписать. Смуглая достала ручку, а потом Джо, видимо, сказал что-то очень смешное; смугленькая разинула рот и чуть ли не завизжала от смеха, а светленькая зажала рот руками.