Футбольная горячка - Ник Хорнби Страница 30

В то время я чувствовал себя совершенно потерянным и оставался в таком состоянии несколько следующих лет. Между одной игрой на своем поле (с «Ковентри») и следующей в середине недели (с «Манчестер Сити») я порвал со своей девчонкой; все, что бог знает сколько лет загнивало во мне, выплеснулось наружу, я начал преподавать в очень трудной школе Западного Лондона, а «Арсенал» свел вничью матч со «Стоком» и продул «Форесту». Странно было смотреть на игроков, которые точно так же выбегали на поле три недели назад: мне казалось, они будут играть совсем с другим настроением, приосанятся и избавятся от небрежности – ведь игра в Ковентри принадлежала совершенно иной эпохе.

Если бы «Арсенал» играл каждый день, включая выходные, я бы не пропустил ни одного матча – они служили мне знаками препинания (что-то вроде запятых) между пустыми периодами, когда я слишком много пил, слишком много курил и изумительно быстро скидывал вес. Я запомнил эту игру, потому что она была самая первая, а другие вскоре начал забывать. Бог свидетель, на поле совершенно ничего не происходило, если не считать, что Талбот и Сандерленд умудрились пропихнуть по голу.

Однако теперь, в связи с моей новой работой, я стал смотреть на футбол еще с одного ракурса. Мне пришло в голову, как, наверное, многим учителям такого же склада, что мои интересы (в особенности футбол и поп-музыка) пригодятся в классе и я сумею «слиться с детьми», поскольку могу оценить достоинства Джэма и Лори Канингхэма. Но я не понимал, что был столь же ребячливым, как мои интересы. Да, я находил общий язык со школьниками, и это давало мне своего рода допуск в их среду, но на процесс обучения никак не влияло. Самая главная проблема – отчего в моем классе временами царил настоящий кавардак – проистекала именно из нашего панибратства.

– Я болельщик «Арсенала», – представляясь трудным второклассникам, заявил я поставленным учительским голосом.

– Во придурок! – загундосили они в ответ.

На второй или на третий день я попросил третьеклассников написать на листе бумаги название их любимой книги, любимого фильма или любимой песни, пустил лист по кругу, а сам тем временем пообщался с каждым из учеников. Таким образом я обнаружил, что сидевший на задней парте постоянно ухмыляющийся парень с прикольной прической (он отличался самым большим словарным запасом и лучшим стилем письма) тоже увлекается всем арсенальским. Но когда я признался в своей страсти, не случилось ни ожидаемого единения умов, ни братских, продолжительных объятий.

– Вы? – Он удивленно поднял на меня взгляд. – Да что вы в этом понимаете?

И тут я посмотрел на себя его глазами: какой-то зануда в галстуке, а лезет без мыла туда, куда ему хода нет, да еще улыбается как дурак! Я его понимал. Но в следующую секунду почувствовал, как в глубине моей души закипает ярость, рожденная тринадцатью годами ада на стадионе, к тому же мне совсем не хотелось лишаться самой яркой черты моей личности и превращаться в твидовую, засыпанную мелом безликость, и я взорвался.

Рвущаяся из меня ярость выразилась в очень странной форме: мне захотелось схватить парня за лацканы, швырнуть о стену и завопить ему в лицо: «Я понимаю в этом столько, что тебе, гаденыш, не переварить за всю жизнь».

Однако я сознавал, что так поступать нежелательно, и поэтому какое-то время что-то нечленораздельно бормотал, а потом, к своему удивлению, разразился (буквально изрыгая их) потоком вопросов: «Кто в шестьдесят девятом забил гол в финале на Кубок Лиги?», «Кто встал в ворота в семьдесят втором на стадионе „Вилла-парк“, когда Боба Уил-сона вынесли с поля?», «Кого мы взяли из „Сперз“ в обмен на Дэвида Дженкинса?» Я сыпал вопросами, и они, словно снежки, шлепались о макушку парня, а остальные ученики взирали на меня в изумленном молчании.

В конце концов уловка сработала – по крайней мере мне удалось убедить мальчишку, что я не тот, за кого он меня принимал. И когда состоялась очередная игра (с «Манчестер Сити») – первая после моего взрыва в классе, – мы наутро спокойно и доброжелательно обсуждали острую нужду команды в новом полузащитнике, и до конца моей практики я не имел с этим учеником проблем. Но меня беспокоило другое: в ответ на выходку подростка я вновь призвал на помощь футбол, и это помешало мне повести себя по-взрослому. Учительство, как я считал, профессия зрелых людей, а я застрял в возрасте своего четырнадцатого дня рождения, то есть примерно в третьем классе.