Всеобщая теория забвения - Жузе Агуалуза Страница 3

Последующие дни выдались довольно бурными. Демонстрации, забастовки, митинги. Луду плотно закрывала оконные рамы, чтобы не дать квартире наполниться раскатистым смехом уличной толпы, периодически сотрясавшим воздух, будто залпы салюта. Орланду был сыном торговца из португальской провинции Минью, обосновавшегося в Катете еще в начале века, и уроженки Луанды, полукровки, умершей при родах. Он почти не поддерживал связей с родственниками, и вот один из них вдруг объявился. До возвращения в Луанду кузен Виторину Гавиан пять месяцев жил в Париже – пьянствовал, крутил романы, плел интриги, писал стихи на салфетках в бистро, куда заходили бежавшие во Францию португальцы и африканцы из колоний, – и каким-то образом заработал себе авторитет эдакого романтика революции. Гавиан появился в доме Орланду, словно ураган, нарушив строгий порядок книг на книжных полках, бокалов в буфете и внеся нервозность в поведение Призрака. Щенок повсюду следовал за Виторину, соблюдая при этом безопасную дистанцию, лаял и рычал на него.

– Товарищи хотят с тобой поговорить, слышишь? – громогласно заявлял Виторину, хлопая Орланду по плечу. – Мы сейчас думаем о переходном правительстве, и нам нужны хорошие кадры. Ты как раз кадр хороший.

– Может быть, и так, – соглашался Орланду. – Хотя кадры-то у вас есть. Вот с их расстановкой пока не все в порядке.

Он сомневался. “Да, – бормотал Орланду себе под нос, – страна, конечно же, может рассчитывать на накопленный мною опыт”. Но все-таки его беспокоили некоторые уж совсем экстремистские настроения в Движении ^[4]. Он понимал, что общество устало от несправедливости, однако коммунисты, угрожавшие все национализировать, его пугали. Экспроприировать частную собственность, выслать из страны белых, выбить зубы мелкой буржуазии, – Орланду очень гордился своей идеальной улыбкой и вовсе не хотел носить вставную челюсть. Кузен посмеивался, объяснял излишнюю образность таких речевых оборотов всеобщей эйфорией. Говоря это, он нахваливал виски, не забывая периодически пополнять свой стакан. С шарообразной, а-ля Джимми Хендрикс, копной кудрявых волос, в вечно распахнутой на потной груди цветастой рубахе, двоюродный братец Орланду внушал сестрам нескрываемый страх.

– Он говорит, как черный, – жаловалась Одетт. – И каждый раз после него в доме такая вонь, что не продохнуть.

В такие моменты Орланду впадал в ярость и покидал дом, громко хлопая дверью. К концу дня он возвращался – мрачный, шипами наружу, словно колючка. Приходил обычно, когда уже совсем было темно. От него сильно пахло алкоголем и табаком. Спотыкаясь, он цеплялся за мебель и горячим шепотом проклинал “эту чертову жизнь”. В компании Призрака он поднимался на террасу с пачкой сигарет, бутылкой виски и сидел там весь вечер.

После первых выстрелов под окнами начался массовый исход португальцев, устраивавших по этому поводу грандиозные отвальные. Колонисты танцевали, празднуя скорый отъезд, а на улицах в это же самое время гибли молодые ангольцы с революционными флагами в руках. Рита, жившая в квартире по соседству, решила переехать из Луанды в Рио-де-Жанейро. В ночь перед отъездом она собрала у себя две сотни друзей. Праздник затих лишь к рассвету.

– Все, что не допьем, оставим вам, – сказала она, показав Орланду кладовку с громоздящимися друг на дружку коробками отборных португальских вин. – Выпейте все. Главное, чтобы не осталось ни одной бутылки и коммунистам нечем было праздновать.

Через три месяца высотка почти опустела. А Луду голову сломала, пытаясь пристроить в квартире бесчисленные коробки с вином, ящики с пивом, консервы, ветчину, вяленую треску, килограммы соли, сахара и муки и нескончаемое количество всяких чистящих и гигиенических средств. Один друг, коллекционер спортивных авто, оставил Орланду в подарок “Шевроле-Корвет” и “Альфа Ромео GTA”, другой – ключи от собственной квартиры.

– Мне всегда не везло, – жаловался Орланду сестрам, и было непонятно, шутит он или говорит всерьез. – Вот и сейчас, только я начал коллекционировать автомобили и квартиры, как – на тебе! – приходят коммунисты и хотят все это отобрать.

Стоило Луду включить радио, как дом тут же наполнялся звуками революции. Все эти бурные события случились благодаря народной власти, – повторял популярный в те дни певец. Эй, дружище, – пел другой, – полюби своего брата, не смотри на цвет его кожи, он такой же анголец, как и ты. Единый народ Анголы добьется независимости! Некоторые мелодии плохо стыковались со словами. Казалось, их тексты украдены из других песен, возможно, грустных баллад, которые пелись совсем в иные времена и все еще светились их давним светом. Выглядывая в окно через прикрытую занавеску, Луду видела внизу грузовики с людьми. Одни из них размахивали флагами, другие держали в руках транспаранты с лозунгами: