Беглый - Винсент Килпастор Страница 3

Поэтому, наверное, большинство блатных, что я видел в ТТ, были людьми довольно упитанными. Кроме тех, кто торчал беспредельно на производных опиума.

Вернёмся к общечеловеческим ценностям — баланде и нашему баландёру. Нырнув и вынырнув семьдесят раз из кормушки, манипулятор баландёра делает вопрошающий жест понятный любому сидельцу — нет ли в хате манускриптов на отправку, или может передать кому что на словах?

Спасибо, ставок больше нет, господа. Интересный момент дня позади.

Теперь к кормушке подтягивается раздетый до пояса смотрящий за хатой, представитель власти народа, и, склонившись буквой «Ж», просовывает в продол голову, на время полностью заблокировав эту единственную отдушину почти свежего сквознячка с тюремного продола.

Нам на обозрение остаётся его упругий, обтянутый адидасами андижан. Я вам уже говорил, что после нескольких лет отсидки, вы можете неожиданно поймать себя на том, что украдкой, инстинктивно, бросаете взгляд на мужскую задницу? Не говорил?

Здесь у них недочет. Зачем сажать мужчин отдельно от женщин? Это противоестественно. В кодексе юртбаши есть такой оборот «лишение свободы». Но на обмене веществ лишение свободы никак не должно сказываться. Половые отношения так же нужны организму, как и баланда, понимаете? Лишенный по приговору свободы человек не должен лишаться возможности справлять естественную нужду.

Представите себе будущее, фабрику грез — счастливые граждане страны обоего пола сидят вместе. Вы представляете, какие дети должны получаться от таких радостных взаимоотношений. Не дети — собственность государства. Маленький закон — всем этим плодам пенетенциарных ромео и джульет — отработать бесплатно до восемнадцати лет на пахтовых плантациях родины. А потом можно и паспорт — и пусть едут зарабатывать валюту в большой мир.

Наш смотрящий видимо что-то обещает баландёру, потому что после того как он втягивается в хату, в кормушку влезает башка нашего кормильца. Он выглядит, как собака ожидающая подачки.

Тут я таки и выпадаю из анабиоза — «Марс!» — и опрометью, через чьи-то ноги, миски с горячей баландой, гневные окрики, напрямую бросаюсь к кормушке.

— Ты чо хотел? — удивленно поднимает брови круглозадый смотрящий — Прикол-мрикол есть, повремени пока, сначала пусть братва свой дела утрясёт.

«Братва»- это он о себе говорит в третьем лице, как персидский султан.

Ладно, я повременю. Чего не повременить? У меня и так радость. Марс! Нашелся мой знакомец — художник промзоны. Лицо из прошлой, счастливой калошной жизни, когда у меня было почти все. А сейчас — нет даже сигарет! Сейчас он мне и сигарет и чаю сообразит — по старой дружбе.

Ах, Марс! Он ведь соскочил по той же амнистии на колонку за три недели до меня. Только у него ещё и срок резанули — за хорошее поведение, да и статейка у него вроде была почти детская. Счастливчик.

Марс. Папский художник и дантист. В свободное от галошетворчества и производства политического плаката время Марс занимался прикладной стоматологией. Вытачивал зыкам из медной фольги золотые фиксы. А самые дорогие фиксы знаете из чего делают? Из перегоревших кипятильников. Страшный дефицит. Зубной техник-самоучка Марс.

У Марса вечно вместе с обязательной пяткой анаши, сигаретами, и зажигалкой болтались в карманах потертого о засаленного ватника гражданина, разные атрибуты его странного ремесла. Гипсовые слепки чьих-то прикусов, похожие на грустные фрагменты посмертной маски Сергея Есенина, заготовки будущих фикс, какие-то напильнички, надфили и прочая патологоанатомическая жуть.

Иногда он подгонял готовые золотые фиксы прямо во рту эстетствующей жертвы. Это сильно походило на допрос с пристрастием в лубянских подвалах — конечно, если жертва не вкалывалась предварительно опием за отдельную плату. Ну, в общем, все как в приличной платной зубной клинике. Когда зубных клиентов не было, Марс рисовал церкви с куполами и мечети с минаретами на разных участках человеческого тела. Одним словом — предприимчивый был Марс человек — дальше некуда.

Марс! Я был рад встрече с ним, так что приплясывал на месте, ожидая пока братва утрясёт дела государственной важности.

Через минуту я уже тёр с ним, засунув голову в кормушку, и вдыхая свежий капустный ветер продола сам. Продол выкрашен салатовой краской. Пол — дешёвая плитка с навечно въевшимся концентратом баланды и какой-то подноготной грязи. Похоже на обычный школьный коридор.

— Ну что себе-то зубы не вставишь, дурь непутёвая, сапожник без зубов?!

Марс давит гнилозубую лыбу:

— Кроликом золотозубым опять дразнить станут — он тоже любитель пошкрябничать над собственной стоматологической ситуацией.

— А ты, какого хрена в хате забурился? На блатную романтику потянуло? Ты у них там в ответе что-ли?

— Курить дай. Жду уважаемых покупателей с колонки. Настраиваюсь на позитив.

— А… Масса нас продал в далекий мисиписи? Да-да. Покупатели они спешить не любят. Куда им спешить. Да и нам спешить глупо — срок-то идет. А работать на тюрьме все полегче, чем на каторге.

— На-ка курни! — сует мне в зубы уже прикуренный караван-бесфильтр. Рук то из кормушки не вытянешь, торчит одна моя башка на продол, и еще разговаривает, как в кино Голова профессора Доуэля.

В каменной системе нашей страны есть только два вида сигарет «фильтр» и «бесфильтр». Остальное от лукавого.

— Хорошо бы на одну колонку вместе попасть.

— Да. Не дурно бы. Ко мне сеструха сразу подскочит с кеширами, она у меня в Зарафшане на участке дурь выращивает. Селекционерша. Така-ая дурь — на жопу сразу сядешь!

Слушай, слушай, а давай к нам на баланду — я все вмиг утрясу. Прямо вот сегодня вечером и переведёшься! Знаешь как король узбекского попа — Шерали Джураев поёт — «Мен хурсанд-ёр, баланд-ёр булдим!». Не знаю о чем это он, вроде его еще не посадили, но похоже этот хит можно смело отнести к узбекскому шансону.

— А не в падлу — на баланду-то? Да и бачки — то вон ваши тяжелённые небось? Сам же знаешь — не гоже боярину тяжёлые бачки с борщом ворочать.

Да долбанись ты, какая падла — ни падла, ты, что к чёрным переметнулся? В падлу ему! Что за блатной лексикон? Вроде уже должен стать на путь исправления. Нас, баландеров, в трёхместной хате — два человека. Два! Над дальняком душ положняковый, каждый вечер — жарганка, а дури! Дури хоть жопой ешь! Бачки? Дэк хоккеисты так продол надраивают, что ты бачок только мизинцем пихнёшь, он и летит сам, как санки на Медео. Давай прыгай пока место есть — пиши заяву на имя начкорпуса.

Хочу, пиши, стать снова полезным для общества. Хотя нет, стой, стой, я сам ща все утрясу с Давлятом. Будь на старте — сразу после вечернего просчёта тебя дёрнут.

— Да подожди ты! Подумать дай. Нахрен мне это? Ну промучаюсь пару недель в общей хате — все равно соскочу скоро. Баландером я еще, блин, не был. Стыдно вроде.

— Ишак пускай думает — у него голова большая. Чего стыдно? Стыдно за пайку в попку колющие предметы пихать. Сказал — будь на старте.