Небесный Стокгольм - Олег Нестеров Страница 3

Но самое главное – именно здесь им приходили самые свежие мысли.

– Отжимаем Усатого и торжественный вынос тела.

– Институт стали.

– Институт лени.

– Совсем не смешно.

– Может, Электросталь в Электрохрусталь?

– А смысл?

– Ну, там типа Сталин, а тут Хрущев.

– Ага. Просто высший класс.

– Нет, ну ты послушай, хорошо же.

П: После XXII съезда Институт Стали хотят переименовать в институт Лени, а город ЭлектроСталь в ЭлектроХрусталь!

– Ну ладно. А что у нас сегодня на Лысого?

– Есть кое-чего. Про рыбаков, про Чомбе в шоколаде и про сраку.

– Зачем нам про сраку-то? Давай тогда еще раз по порядку.

П: Хрущев ловит рыбу. Два старых рыбака хотят его позлить. «Давай подойдем и спросим, как рыбка ловится». Если он скажет: «Хорошо», ты ответишь: «На дурака рыбка всегда хорошо ловится». Если: «Плохо», ты скажешь: «Где ж тебе государством управлять, когда рыбы наловить не можешь». Подошли, спросили. А Хрущев бодро, весело, жизнерадостно: «Шли бы вы, деды, в жопу!»

– Хмурое у нас было утро.

– Теперь второй.

П: Что такое Чомбе? – Это Хрущев в шоколаде.

– Катастрофа.

– Ну и последний. Могу не читать, мне кажется, лучше его забыть, как страшный сон.

– Нет, у нас же правило, даем шанс.

П: Летят в спутнике Хрущев, Кеннеди и Ульбрихт. Увидел Бог, что до него едва не добрались, и решил наказать наглецов. Взял Кеннеди за шевелюру и выбросил со спутника. Потом Ульбрихта за бороду – и тоже выбросил. Добрался до Хрущева. Гладил, гладил по лысине и говорит: «Это какая же зараза сраку подставила?»

Помолчали. В пирожковую вошли две студентки с тубусами.

– Что будет если дать молотком по лысине? – задумчиво спросил Петя.

– Тогда все будет, – сказал Кира, глядя на девушек. Антон закачал головой:

– Это не пойдет.

– Как не пойдет? Это же смешно…

– Он злой. Усиливает агрессию. А нам нужно ее смягчать. Так, нам пора. Лук ждет.

* * *

– Для начала я попрошу вас издать звуки удовольствия: радости, ликования, злорадства, блаженства, – попросил Лук. – То есть мне нужны все оттенки смеха.

Ровно минуту комната наполнялась разнообразными звуками, они не считали нужным никак себя сдерживать. Вряд ли в этом суровом здании когда-либо подобное происходило. Если только до революции.

– Так. Хорошо. А теперь я попрошу от вас крики ужаса.

Это у них получилось даже лучше. К ним кто-то заглянул, но, увидев Лука, сразу прикрыл дверь.

– Чувствуете разницу? Вопли несчастья характеризуются длинным непрерывным выдохом и коротким вдохом. – Лук еще раз это продемонстрировал. – А при смехе – наоборот: вдох непрерывный и достаточно длительный, а выдохи короткие и прерывистые.

На всякий случай все проверили.

– Улыбнитесь, – вдруг потребовал Лук.

Все трое неестественно попытались растянуть губы в улыбке.

– Улыбка – это первая ступень смеха. – Лук стал прохаживаться перед ними, и все трое вдруг опять почувствовали себя, как на лекции. – Чтобы издать звук удовольствия, необходимо растянуть углы рта.

Он остановился и продемонстрировал. Все послушно повторили.

– Но если удовольствие недостаточно сильное, то осуществляется только первая часть реакции – растягивание углов рта, а до звуков дело не доходит. Так улыбка превращается в самостоятельное выражение удовольствия – у всех народов во всем мире. – Лук сделал паузу. – Запомните: улыбка и смех – это естественная реакция на удовлетворение. Вам хорошо, вы смеетесь, и в вашем смехе звучит здоровье и брожение молодых сил. Смех без причины – это самый завидный смех.

При этом сам он старым и несчастным не выглядел.

– Акт смеха сам по себе приятен, вызывает эйфорию и комфорт. А поскольку он приятен, человек научился смешить только для того, чтобы было смешно. Скажите мне, есть ли разница между остроумием и чувством юмора?

– Мне кажется, нет, – сказал Петя.

Лук наклонил голову, как ученая птица:

– Однажды престарелый Бернард Шоу пошел погулять. И тут какой-то идиот на велосипеде его сбивает. – Он неодобрительно посмотрел на Петю. – Подскакивает, поднимает, извиняется. А старик ему: «Нет, нет, ну что вы, успокойтесь. Представляете, как вам не повезло? Чуть побыстрее бы ехали – и прославились бы на весь мир, став моим убийцей».

Лук подвел итог:

– Это называется чувство юмора – отыскать смешное в не смешном. Уметь подняться над ситуацией и посмотреть на себя со стороны. Не все это могут, некоторым силы духа не хватает. – Он критически обвел их взглядом.

Он вновь начал прохаживаться перед ними взад-вперед.

– Итак, запомните: чувство юмора превращает потенциально отрицательную эмоцию в ее противоположность. Я люблю цитаты, вот вам для закрепления: «Всё жестокое смягчается, всё наше раздражение и досада улетучиваются, и приходит чувство солнечной радости».

Марк Твен.

«Работаем с солнечной радостью, – вот здорово», – подумал про себя Петя.

– Ну а остроумие? – спросил Антон.

– Лучше всего тебе бы ответил Фрейд. Он видел в основе остроумия всего два стремления – агрессивное и сексуальное.

– Пока не очень понятно.

– Согласись, у тебя не торс атлета. Вот у него с этим получше. – Лук кивнул на Петю.

– Предположим.

– И одеваешься ты простовато, да и лицом твой коллега поинтересней. Есть еще критерии, о которых я ничего не могу сказать: как там у тебя в штанах и можешь ли ты этим сокровищем хорошо распорядиться?

Антон покраснел. Лук перестал читать лекцию и начал объяснять все очень ясно и просто:

– В конце концов ты можешь станцевать перед девушкой так, что она забудет обо всем на свете. – Он вдруг сделал несколько смелых движений. – Но если ничего этого нет, у тебя остается лишь одно средство победить – твое остроумие. А заодно и мимоходом убить своего соперника – одна фраза, и его нет.

Лук наклонился к Антону и посмотрел ему в глаза. Потом опять заходил по комнате.

– Как ни странно, остроумие – еще и отдушина для чувства враждебности. Если вам что-то не нравится и вы не в силах это изменить, вы будете бесконечно над этим шутить.

Лук покружил-покружил еще и наконец сел.

– Каждый из нас стремится свою энергию попусту не тратить. Остроумие позволяет нам экономить на торможении, нам меньше нужно сдерживаться. А чувство юмора – это экономия чувств. Мы просто преобразуем боль и гнев в улыбку и смех.