Фейкбук. Реальная история, основанная на настоящей лжи - Дэйв Чичирелли Страница 3

— Знаете, по чему я на самом деле скучаю? По отсутствию ответственности. Я хочу быть маленьким.

— Не понял, — вмешался Стив.

— Ну, помнишь, как Крис Васко продавал молитвы на еБэе?

— Конечно, — ответил Тед. — Это же классика.

— Не, круче всего было, — возразил Стив, — когда команда по легкой атлетике украсила фасад школы рождественским плакатом Джона Рэнделла.

— Точно, — я наклонился вперед. — Я скучаю по возможности сделать что-то глупое и бессмысленное, просто потому, что это весело. Думать обо всем «что за фигня!». Сейчас все стали ужасно осторожные, потому что все имеет цену.

Стив приподнял бровь:

— Еще одна битва с аманитами?

У меня был внушительный послужной список межконфессиональной розни, продолжавшейся все то время, что я вел несколько незаконную торговлю картинками из комиксов на лестничной клетке начальной школы Ривер-Плаза. Бизнес был прикрыт в ходе оперативного мероприятия охраны. А в старшей школе началась вражда с вебмастером из аманитов, о которой знали все. В самом начале учебного года я нашел несколько аманитских сайтов. Они были насквозь фальшивыми и такими абсурдными, что я не выдержал и начал переписку с веб-мастером. Этот скандал владел мыслями моих одноклассников несколько месяцев. Я оказался втянут минимум в дюжину антиаманитских проделок.

— Не знаю… может быть. Я за всю жизнь ни одним проектом так не гордился, как этой историей.

— Кстати, можете поверить, что у нас скоро десять лет выпуска? — спросил Тед.

— Да кого это волнует? — отмахнулся Стив. — У меня есть Фейсбук, я и так знаю, кто растолстел или облысел. Я туда захожу, чтобы понять, как у меня дела. Я круче, круче, круче… так, у Джонни из футбольного лагеря крутая машина и охрененная жена? Я повержен.

— Ни хрена себе. Надо бы начать готовиться, — засмеялся я. — Я серьезно планирую оказаться круче всех на этой встрече выпускников.

— Тогда пошевеливайся. Дизайн рекламы для кондиционеров вряд ли сравнится с международным правом, которым занимается Джон МакЛогин в Брюсселе с горячими бельгийскими цыпочками и «Мерседесом SLS».

— МакЛогин? Я всегда думал, что это его будут судить, а не он.

— Он сел по другую сторону скамьи, — пошутил Стив.

— Ну всегда можно схитрить, — предложил я, — у меня есть Фотошоп, и я могу что угодно в Фейсбуке написать. Жену красивее, тачку лучше. Прямо как в «Матрице».

Мы рассмеялись и обменялись понимающими взглядами, вдруг поняв, что такие шутки на Фейсбуке и правда могут сработать.

Нет ни одной причины, по которой мои френды на Фейсбуке мне не поверят. Что это, вообще, такое — френды? Я знаю, как они проводят день, по минутам, но ничего не знаю о них как о людях.

Ну, то есть я знаю, что Дебби, с которой мы учились в пятом классе, только что продала игрушечных коров в «Веселой ферме». Если после этого я узнаю, что она кого-то убила, я буду в шоке… но поверю. При внешней прозрачности Фейсбука он закрыт от всех. Мы знаем только то, о чем люди позаботились нам сообщить. Так почему бы не сообщить им полную ерунду?

Не теряя ни секунды, мы радостно принялись сочинять мою новую жизнь для Фейкбука. Я могу работать в Цирке дю Солей. Могу стать доморощенным гуру лайф-коучинга вроде Тони Роббинса и предлагать своим френдам непрошеные кошмарные советы по улучшению их жизни. Я могу выиграть в лотерею и попадать в разные приключения благодаря этой куче денег. А потом меня захватят в плен сомалийские пираты. Я могу быть дегустатором еды для королевского стола, профессиональным рестлером, первым мужчиной в танцевальном шоу «Рокетт»… к концу разговора я прожил сотню фальшивых жизней.

Длинные выходные закончились, начались рабочие будни, но идея не только не заглохла, но и расцвела. Когда я смотрел бейсбол, мне хотелось притвориться человеком в костюме бейсбольного мяча по имени мистер Мет. В полнолуние я прикидывал, что неплохо было бы, если бы меня укусил оборотень. И так я постепенно заполнял блокнот сотнями идей, приходивших в голову. Меня охватило вдохновение, и я не мог от него избавиться. Я смотрел на мир сквозь призму бесчисленных жизней, которые мог бы прожить понарошку.

«Если бы мне было шестнадцать, — думал я, — я бы так и поступил».

* * *

Я допил воду и поставил стакан в раковину. Может быть, проект создания Фейкбука пополнит кладбище идей, которые я никогда не воплощу. А может, я это сделаю. Я не знал. Но прямо сейчас меня ждала работа. Приглашение на дегустацию. Я вернулся к столу и весь следующий час рыскал по стокам, пока не нашел устраивающую меня картинку. На фоне кирпичной стены женщина поднимала бокал, глядя в никуда пустым пластиковым взглядом, обычным для стоковых фотографий. Добавил копию предыдущего наброска, кое-что подправил, и женщина стала произносить тост. Неплохое начало, но настроение полностью пропало.

Вино, которое мы рекламировали, обладало несколько старомодным шармом, свойственным ушедшим в прошлое воскресным ужинам. Я приглушил яркость и добавил сепии, чтобы сделать картинку винтажной. Применил эффект старения. Как будто фотография тридцать лет висела у бабушки на стене.

Теперь пора заняться мелочами. Я выделил украшения, накрашенные ногти, губную помаду. Изменил их цвет на бургунди с логотипа нашего клиента. Чепуха, но случайная фотография стала брендированным изображением. На этом можно было бы и остановиться, но я решил, что необходим финальный штрих — бокал вина.

Я отменил все эффекты. Пыль и царапины, изменение цвета, желтоватый налет сепии. Пошел еще дальше и усилил цвета. Темные тона почернели, а красный превратился в яркий, бьющий в глаза алый.

Теперь вино привлекало внимание. Вечный, бессмертный бокал, заслуживающий своего места на столе и сегодня, и пятьдесят лет назад, и еще через пятьдесят лет. Такое вино пьют с семьей и друзьями. Оно никогда не выходит из моды.

И, между прочим, на фотографии это вино никто не пил.

* * *

Ночью мне не спалось. Я щелкнул выключателем студийной лампы, прицепленной к решетке окна, и сел в кровати, прислонившись к голой стене. Любому, кроме жителей Нью-Йорка, моя квартира показалась бы преступно дорогой двухсотпятидесятифутовой каморкой под мостом. Но найти квартиру с одной спальней в Нижнем Ист-Сайде, которую я мог себе позволить (правда, с трудом), я сумел только после четырех месяцев поисков. Это было три года назад, и моя мебель из ИКЕА уже начала разваливаться. Наверное, так выглядит конец ранней взрослости. Я посмотрел на стопку книг у кровати. Четыре названия, четыре совсем разные темы, все прочитаны наполовину. Потом перевел взгляд на большую незаконченную и несколько кривоватую фигуру, нарисованную углем на стенке, и на художественные принадлежности, раскиданные по комоду из ДСП, ящик которого не закрывался как следует.

Я вылез из кровати и вошел в Фейсбук, робко надеясь увидеть хоть какое-нибудь уведомление. Признание виртуального статуса. Меня отметили на фотографии с вечеринки. Неплохая версия меня. Этот парень выжимал все из своей молодости и жизни в Нью-Йорке. Он был хорошо одет, держал в руках коктейль, обнимался с другими такими же нью-йоркцами. Мы все ходили на вечеринки, как будто снимались в клипах.