Да будем мы прощены - Э. М. Хомс Страница 3

– Это же разъест покрытие пола, – говорит она.

Все это время Джордж сидит безучастно, как сброшенная шкура линяющей рептилии. Джейн берет у Джорджа чашку и отдает мне. Снимает у него с колен мокрое кухонное полотенце, помогает ему встать и бумажными полотенцами вытирает ему зад и тыльную сторону ляжек.

– Давай я отведу тебя наверх.

Они поднимаются по лестнице, я провожаю их глазами. Мне видно тело брата – обмякшее, отвислый живот, подвздошные кости, таз, плоская задница – все такое белое, будто светится в темноте. Они поднимаются, и ниже зада, между ногами, виден розовато-лиловый мешок с яйцами, качающийся, как у старого льва.

Я сижу на диване. Где моя жена? Клер неинтересно, что случилось? Она не гадает, куда я девался из дома?

В комнате воняет мочой. На полу – мокрые бумажные полотенца. Джейн не возвращается вытереть лужу. Я это делаю сам и снова усаживаюсь на диван.

В полутьме таращусь на старую африканскую маску из дерева, отделанную волокнами конопли и перьями, украшенную племенными бисерными узорами. Я смотрю на это незнакомое лицо, которое Нейт привез из школьной поездки в Южную Африку, и маска будто тоже смотрит на меня, будто в ней кто-то есть, будто хочет что-то сказать, но дразнит меня молчанием.

Ненавижу эту гостиную. Весь этот дом ненавижу. Хочу домой.

Я эсэмэской сообщаю Клер, что случилось. Она пишет ответ: «Я воспользовалась твоим отсутствием и все еще на работе. Вероятно, тебе надо будет там остаться на случай ухудшения ситуации».

Я послушно укладываюсь спать на диване, укрыв плечи коротким пахучим пледом. Собака Тесси составляет мне компанию и греет мне ноги.

Поутру начинаются торопливые телефонные переговоры, приглушенные реплики в сторону. Из факса выползает копия протокола вчерашнего события. Мы отвезем Джорджа в больницу, там что-нибудь поищут – какое-нибудь объяснение, избавляющее Джорджа от ответственности.

– Я, что ли, глохну и что тут вообще творится? – желает знать Джордж.

– Джордж! – отчетливо произносит Джейн. – Мы едем в больницу. Собери вещи.

И он собирает.

Я их везу. Джордж сидит рядом, в сильно потертых вельветовых штанах и фланелевой рубашке, которая у него лет пятнадцать. Выбрит неровно.

Я веду осторожно, беспокоясь, что эта его покладистость сейчас испарится. Может случиться приступ воспоминаний, взрыв, попытка схватить руль. От страховочных ремней есть польза: они не одобряют внезапных движений.

– Ехал на ярмарку Саймон-простак, пекаря встретил, сказал ему так: что-то ты вкусное, пекарь, испек, – читает Джордж с выражением. – Саймон рыбачить решил неспроста – выловить Саймон задумал кита. Чтоб за китом далеко не ходить, в старом ведре он решил поудить [1]. Ты поаккуратнее, – говорит он мне. – А то что просил, то и дадут.

В приемном покое Джейн с документами о страховке и полицейским протоколом идет к стойке и объясняет, что вчера вечером ее муж был участником автомобильной аварии с жертвами и, кажется, не ориентировался в обстановке.

– Не так все было! – ревет Джордж. – Этот долбаный внедорожник торчал передо мной белым облаком, я через него ничего не видел и вокруг ничего не видел, и оставалось только сквозь него идти, через дешевый кусок алюминия, как через жирную подушку. Подушка безопасности мне двинула в морду, выдавила воздух из легких, а когда я наконец вылез, увидел людей в той машине, их стиснуло, как лазанью. Мальчишка позади ревел не переставая, хотел я дать ему в морду, но его мать на меня смотрела, и глаза у нее на лоб лезли.

Пока он говорит, к нему сзади подходят с двух сторон двое крупных мужчин. Он их не видит, они его хватают. Он сильный, он сопротивляется.

Чуть позже мы видим Джорджа в ячейке в глубине приемного отделения, руки и ноги привязаны к каталке.

– Вы знаете, почему вы здесь? – спрашивает его какой-то доктор.

– Не туда поехал.

– Вы можете вспомнить, что произошло?

– Вспомнить… Забыть не могу! И никогда не смогу. Ушел с работы около половины седьмого, поехал домой, решил остановиться перекусить, чего обычно не делаю, но должен признаться, устал. Ее не видел. Как только понял, что на что-то наехал, так остановился. И оставался с ней. Она сама из-под себя выскальзывала, текло из нее, как из пробитого двигателя. Меня замутило. Я ее ненавидел. Ненавидел за оглушенный вид, за серость кожи, за то, что вокруг нее натекала лужа – не знаю даже откуда. Пошел дождь. И люди с одеялами были – откуда взялись одеяла? Сирены стало слышно. А нас объезжали машины, и из них таращились на нас.

– О чем он? – спрашиваю я, думая, то ли я все перепутал, то ли Джордж совсем дезориентирован. – Не так же все было. Может, в каком-то другом происшествии, но не с ним.

– Джордж! – говорит Джейн. – Я видела протокол – все было совсем не так. Или ты о чем-то другом думаешь? Что тебе померещилось? Или ты это видел по телевизору?

Джордж пояснений не дает.

– Психические или неврологические расстройства были? – спрашивает доктор. Мы все мотаем головами. – Вы в какой области работаете?

– Право, – говорит Джордж. – Я изучал право.

– Вам бы хорошо его сейчас оставить с нами, – говорит доктор. – Возьмем кое-какие анализы, потом будем дальше разговаривать.

И снова я провожу ночь в доме Джорджа и Джейн.

На следующее утро, когда мы едем его проведать, я спрашиваю:

– А подходящее для него это место – психиатрическая больница?

– Она в пригороде, – говорит Джейн. – Что может ему грозить в такой психиатрической больнице?

Джордж в палате один.

– Доброе утро, – говорит Джейн.

– Правда? Вот уж не знаю.

– Ты уже позавтракал? – спрашивает она, увидев перед ним поднос.

– Собачий корм, – кривится он. – Отвези его домой Тесси.

– У тебя изо рта воняет. Ты зубы чистил? – спрашиваю я.

– А это не они мне должны чистить? – переспрашивает Джордж. – Я никогда в дурдомах не был.

– Это клиника для душевнобольных, – отвечает Джейн. – Ты оказался в клинике для душевнобольных.

– Не могу пойти в уборную, – говорит он. – Не могу посмотреть на себя в зеркало. Не могу! – В голосе появляются истерические нотки.

– Хочешь, я тебе помогу? Помогу тебе умыться, – говорит Джейн и открывает принесенный с собой туалетный набор.

– Не заставляй ты ее, – говорю я. – Ты не грудной младенец, прекрати это и возьми себя в руки. Нечего зомби изображать.

Он начинает плакать. Я сам удивлен, каким тоном с ним разговариваю. Выходя из комнаты, слышу, как Джейн открывает воду и смачивает полотенце.