Гобелен - Фиона Макинтош Страница 3

– И я не скрывала, милый… Пойдем вниз, ты озяб; лето прощается с нами, а ты, если решил воевать за истинного короля, не должен рисковать здоровьем – оно тебе пригодится на войне.

Супруги взглянули друг на друга. Уинифред вспомнила: тогда, во Франции, тот же густо-синий взгляд рослого, ни на кого из знакомых мужчин не похожего шотландца задержался на ней много дольше, чем дозволялось этикетом. Разузнать о шотландце было несложно, его имя с придыханием произносили все дамы якобитского двора: завидный жених, прибыл в Париж засвидетельствовать почтение изгнанному английскому королю.

– Какой красавец, – прикрыв рот веером, шепнула королева Мария-Беатриса потрясенной девятнадцатилетней Уинифред.

Уинифред до сих пор помнила: она покраснела до корней волос, опустила очи долу.

– Полно, милая, – продолжала королева. – Не отворачивайте взор. В данном случае вам даже женские хитрости не нужны. Этот шотландец, кроме вас, никого не замечает, а при дворе вас двоих уже заочно обвенчали. Отличная партия, милочка моя. Так что взгляните ему в глаза и назначьте свидание в саду, если он о таковом попросит. Что до меня, вот вам мое благословение.

С этими словами королева улыбнулась заговорщицкой улыбкой.

После смерти матери, которая была наперсницей ее величества, Уинифред видела со стороны опальной королевы лишь заботу и ласку. Особенное благоволение королева проявила, взяв девушку с собой в Версаль. Они прошествовали через Зеркальный зал, где в ослепительных стеклах отражались не менее ослепительные интерьеры – свидетельства богатства и власти человека, построившего сей дворец. Ибо даже среди зимы он мог позволить себе жечь тысячи свечей; свечи множились в зеркалах, было светло, как в солнечный июльский полдень.

Именно при великолепном дворе Людовика XIV по прозвищу «король-солнце» юная Уинифред овладела всеми тонкостями куртуазного этикета – научилась вкладывать особый смысл в светское щебетанье, лгать изящно и с легкостью, интриговать, вместо того чтобы лезть напролом, действовать с оглядкой и не давать воли языку, флиртовать и быть неотразимой в любое время суток.

Теперь, глядя на мужа, Уинифред гадала: помнит ли он, как более десяти лет назад все придворные дамы только и говорили что о стати и ярко-синих глазах молодого шотландца, о его дорогих и безупречно пошитых камзолах, о копне темных волнистых волос? Уильям был учтив со всеми, но не сводил страстного взгляда с Уинифред, и она, несмотря на недостаток жизненного опыта, сразу это заметила. При ней Уильям смеялся искреннее, вдобавок полностью разделял ее взгляды на якобитов. Подобно ей, он считал внука короля Испании Карла самым подходящим наследником. Уинифред видела, как жадно Уильям впитывает каждое ее слово, – а говорила она не только о вышивании и ведении хозяйства.

– Он заставляет мое сердце смеяться и петь, – наконец призналась Уинифред королеве. В тот день Уильям сделал ей предложение.

Королева Мария-Беатриса усмехнулась.

– Еще минимум дюжина прелестнейших дам могли бы подписаться под твоими словами.

– Ваше величество, мне совсем не хочется последовать примеру моей сестры Люси. Монастырь – это не для меня, – отвечала Уинифред.

– В таком случае я настаиваю, чтобы свадьбу сыграли здесь, в Сен-Жермен-ан-Ле, – снова усмехнулась королева.

Уинифред Герберт венчалась с Уильямом Максвеллом в очаровательной часовенке; венчание прошло тихо. Шестьдесят два шага от церковного крыльца в три ступени Уинифред проделала с едва заметной улыбкой; подруги потом утверждали, что эта улыбка еще много дней озаряла румяные щечки новобрачной. Леденящий холод плиточного церковного пола вонзил свои длинные когти в подошвы расшитых драгоценными камнями туфелек, но Уинифред и бровью не повела. Гостям казалось, что невесте жарко.

После венчания Уинифред расцеловала всех, кто на девять долгих лет заменил ей семью, и отбыла с супругом в Шотландию. Они обосновались в Нитсдейле – долине реки Нит, в родовом замке под названием Терреглс, неподалеку от границы с графством Дамфрис. Замок был построен беспорядочно, в дело пошел и тусклый местный камень, и угольно-черный кремень. Каждое поколение Максвеллов добавляло к замку новое крыло. В одном таком крыле и находилась башня, крышу которой облюбовал Уильям. Оттуда открывался отличный вид на реку, на лоскутное одеяло прилегавших к долине полей. В тумане тонула Англия.

Терреглс представлял собой этакий водораздел между Шотландией и Англией; здесь пролегала невидимая граница, здесь сформировался повстанческий штаб. Отсюда, из приграничных графств, отправлялись всадники в Англию; здесь их встречали по возвращении. Считалось, что в Нитсдейле укрывают разбойников с юга и вообще дают приют сорвиголовам, которые совершают вылазки на юг и всячески противостоят дерзким англичанам, угоняющим шотландских овец, грабящим деревни и даже похищающим женщин.

Не раз и не два Уильям говорил Уинифред: горцы слывут самыми суровыми и опасными людьми в Шотландии, да только обывателям невдомек – такими их сделала жизнь на границе, подразумевающая постоянное участие в стычках.

Уильям не перегружал жену новостями о приграничных разбойниках, чтобы не мешать ей вести дом; в свою очередь Уинифред, не теряя самообладания, перевязывала раны мужа и даже помогала вправлять переломы. В целом Уинифред считала жизнь в Терреглсе размеренной и счастливой, привыкла к своеобразному ритму этой жизни и полюбила его. Так было – до сих пор. Ибо Уильям теперь озвучил свои дурные предчувствия, и одного этого Уинифред оказалось достаточно, чтобы понять: грядущие события будут иметь мало общего с прежними стычками.

Всего год назад Ганноверская династия заявила о своих правах, и Георг I покинул Германию, чтобы воссесть на английском престоле. В Шотландии до сих пор слышались отголоски мятежа.

Уинифред снова попыталась отговорить мужа:

– Если верить вестям, что прислали с юга мои друзья, протестантский король дурно воспитан, неучтив. Говорят, он нуден и неуклюж. В Лондоне ему не нравится, он скучает по родине.

– Милая моя, пусть Георг – далеко не «король-солнце», только, боюсь, жажды власти ему не занимать. Вдобавок он столь крепок в протестантской вере, что не потерпит мятежа католиков. Верные люди из Уайтхолла считают, Георг нарочно носит маску зануды, чтобы скрыть недюжинный ум.

– Но ведь ум не всегда идет рука об руку с воинственностью и коварством? – спросила Уинифред. Уильям как раз взял ее под локоть – они перебирались через небольшой порожек, перед ними была низкая дверь, за дверью – скрипучая лестница. Уинифред подхватила подол вышитой шелковой робы, Уильям помог тем, что сжал пышные фижмы.

С облегчением Уинифред услышала смешок мужа.

– Знаешь, дорогая, тот, кто проектировал выход на крышу, не рассчитывал, что сюда станут наведываться женщины.

– Но я ведь не похожа на большинство женщин.

– Это верно. Сердце твое твердо, как обручи твоего же платья.

От этой шутки стало чуточку легче. Перед скрипучими ступенями Уинифред помедлила.