Время спать - Дэвид Бэддиэл Страница 3

Какое-то время — не знаю, как долго, — я лежу, тупо разглядывая оранжевые круги и узелки на персидском ковре. Угол ковра заметно поистерся и стал похож на живот кошки, которой только что вырезали яичники, а один из оранжевых кругов потемнел и сделался коричневым — след пролитого кофе. Я вновь поражен способностью истории совмещать несовместимое: так и вижу ткача в грубой одежде, его ткацкий станок, глиняную чашку с очень крепким чаем, слышу, как снаружи доносится шум восточного базара, и думаю, что бы сказал ткач, увидев сейчас этот ковер. «А этот ковер сделали под Лондоном, в Лутоне». Наверное.

На улице начинает накрапывать дождь. Если будет ливень, то крыша начнет протекать. К счастью, обе кастрюли, предназначенные для сбора воды, стоят на нужном месте с прошлого раза; правда, они почти наполнены. Я все еще бьюсь над вопросом о природе времени, а кошка, Иезавель, принимается кусать меня за лодыжки. Суть наших с Иезавелью взаимоотношений проста: я перед ней преклоняюсь. Она невероятно красива. Иногда, когда она выгибает спинку, то напоминает картину Матисса в великолепии солнечного света. И тогда я готов поверить в Бога, я верую в Бога, верую!

Она кусает мои лодыжки. А иногда, если повезет, она может ударить меня лапкой по лицу. Я кормлю ее, а Иезавель, пританцовывая, срыгивает эту еду. Ее тошнит не «Вискасом», даже не «Чузи», а «Шебой», гребаной «Шебой». А ведь иногда, открывая банку этого корма, я мечтаю, чтобы и меня кто-нибудь время от времени так баловал. Все, что мне нужно от Иезавели, — это чтобы она иногда лежала у меня на коленях. Но она этого не делает. Я могу часами сидеть на диване, похлопывая себя по ноге до тех пор, пока не станет больно, увещевать ее как последний идиот, надеясь на внезапный порыв благосклонности, но в конце концов, уязвленный ее способностью к безразличию — а животные ведь могут быть по-настоящему безразличными, — я встаю, иду к батарее, беру ее на руки и усаживаю к себе на колени. Двух минут ей хватает, чтобы осознать произошедшее; тогда она бьет меня лапкой по лицу и возвращается на батарею.

На кухне я даю Иезавели немного «Шебы» со вкусом тунца и креветок — от корма веет морской свежестью — и подумываю о том, чтобы сварить себе кофе. Посмотрим: в моем распоряжении обычная кофеварка с фильтром, две кофеварки «французский пресс», кофеварка-эспрессо (с помощью которой можно сделать еще и капуччино), итальянская металлическая турка, пакетики с растворимым кофе, кофейные зерна, молотый кофе, «Лавацца», «Лион», «Кенко», «Нескафе», «Голд Бленд», «Ред Маунтин», до сих пор не открытая банка «Меллоу Бердс» и три мешочка с самым разным кофе, который я успешно утаскивал из гостиничных номеров на протяжении последних пяти лет. Кофе — очень важная часть моей жизни. Только не говорите мне: «Быть может, в этом стоит искать источник твоих бед?» Какие мы догадливые. Можете даже взять с полки пирожок. Но, видите ли, это Бог подложил мне свинью в итальянской металлической турке: кофе в больших количествах не дает заснуть, но, поскольку я не высыпаюсь, мне приходится пить его много. Варю свой фирменный кофе «Атомная бомба незамедлительного действия из зерен „Лавацца“» и наливаю в огромную керамическую чашку. Телефонный звонок врывается в мое одурманенное сознание. Думаю, снимать трубку или нет. С недавнего времени я постоянно замечаю какое-то шуршание и посвистывание во время разговора и подозреваю — без особых, правда, на то оснований, — что меня прослушивает Интерпол. Я жду, пока телефон прозвонит пять раз, затем поднимаю трубку. Это мой брат Бен.

— Ну, блин.

— Слушаю, блин.

— Я тебя не разбудил?

Этот вопрос мне задают в любое время дня и ночи.

— Нет… Нет, я не спал.

— Ты подумал насчет моего предложения?

— Да. Ты уж извини, но меньше чем за два миллиарда эту партию героина я тебе не отдам.

— Очень смешно. Ты же прекрасно понимаешь, о чем я.

Я молчу. Тяжелый разговор.

— Слушай, Бен. Это великолепное предложение. Ты великолепный редактор. «За линией» — великолепный журнал. Но я и трех предложений связать не могу, не злоупотребляя словом «великолепный». Найди лучше кого-нибудь другого.

— Бред какой-то. Все, что мне нужно, — это чтобы ты раз в неделю писал о спорте. Что-нибудь забавное, ироническое, даже язвительное, со свойственной тебе наблюдательностью.

— А как насчет какой-нибудь отвратительно написанной бредятины, не имеющей никакого отношения к спорту, но со свойственной мне занудливостью.

— Звучит многообещающе.

— Пойми, я не хочу работать. Мне нравится не работать. А больше всего мне нравится не работать на собственного брата.

— Так ты ж не на меня работать будешь, а со мной. Мы будем коллегами.

В трубке слышится короткий щелчок — это отключается Интерпол.

— Не знаю, Бен. Я подумываю о том, чтобы отправиться в путешествие на полгода…

— Да никуда ты не поедешь.

Очевидная справедливость этого не требующего доказательств утверждения обессмысливает любые попытки его оспорить. Всю свою сознательную жизнь я собирался отправиться в путешествие, в настоящее путешествие: Китай, Гренландия, Юго-Восточная Азия — но так никуда и не поехал. По мере того как слабеют мои доводы, я чувствую, что у меня рождается хитроумный план.

— Слушай, — вдруг спрашивает Бен после короткого молчания, — может, зайдешь к нам сегодня вечером? Элис обещала что-нибудь приготовить.

Выдерживаю паузу, давая понять, что у меня есть на сегодня планы. На самом деле, даже если бы мне предстоял эротический массаж в исполнении Кэтлин Тернер, я бы его отменил.

— Ну… я, вообще-то, собирался… Ладно, приду.

— Уверен? Можно перенести на следующую неделю.

— Это ни к чему. Я приду.

— Договорились. Тогда ждем тебя к половине девятого.

— Ладно, до встречи.

— Пока, блин.

— Давай, блин.

Кладу трубку. Моя душа медленно наполняется желтым газом счастья. Я встречусь с Элис. Я снова вижу свет, чувствую, как поднимается волна вдохновения, ощущаю радость, словно от забитого в дополнительное время гола, надежда растекается по моей душе, как растопленный маргарин по белоснежному хлебу. Тепло разливается по всему телу, вплоть до окоченевших пальцев ног. И тут я понимаю, что Иезавель вырвало прямо на меня.