Не сегодня - завтра - Петер Штамм Страница 3

— Я здесь живу, — ответил он и пошел на красный свет, чтобы отделаться от нее.

Его раздражало, что с ним заговаривают. Казалось, зазывалы видят его насквозь и знают о нем то, что скрыто от него самого. За кулисами, за непрозрачными дверями секс-клубов, баров и эротических ярмарок наверняка шла грубая, грязная жизнь. Его тревожила мысль, что эта жизнь может оказаться реальнее его собственной. За все эти годы Андреас ни разу не бывал в подобных заведениях.

В воскресенье утром он долго спал. Позавтракал в кафе и, читая газету, слышал, как за соседним столиком молодая немецкая пара спорила о том, где провести остаток дня. Ей хотелось в Лувр, ему — нет. Когда она спросила, что же он собирается делать, он не знал, что ответить.

Около полудня Андреас опять оказался дома. Проверил чью-то классную работу, потом полистал две книжечки, купленные в пятницу в немецком магазине. Они вышли в серии обучающих текстов, которые он иногда читал с лучшими учениками, — короткие детективчики о похитителях предметов искусства или контрабандистских шайках, с небольшим словарем из шестисот, тысячи двухсот или тысячи восьмисот слов, описывавших целый мир. Андреасу нравились эти истории, несмотря на их удивительную банальность и предсказуемость.

Первую книжечку он быстро отложил. Она была посвящена экологическому терроризму, теме, которая удручала его и едва ли подходила школьникам. Вторая называлась «Любовь без границ». На обложке был рисунок пером, напоминавший ему о стиле шестидесятых и странным образом бравший за живое: девушка и молодой человек сидели в уличном кафе под раскидистыми деревьями и улыбались друг другу. Андреас прочел аннотацию. В книге рассказывалось об Анжелике, юной парижанке, которая приехала в Германию работать сиделкой и влюбилась в Йенса, студента, изучавшего морскую биологию. Семья, у которой поселилась девушка, жила в Рендсбурге, неподалеку от датской границы. Много лет назад Андреас ездил туда на конференцию, посвященную скандинавской литературе. Город ему понравился, хотя все время лил дождь и он почти ничего не увидел.

Особого желания читать с детьми про любовь у него не было. При каждом поцелуе в классе хихикали, шептались и отпускали дурацкие шуточки. Но еще подростком, Андреас сам влюбился в девушку-сиделку. Открыв книгу наугад, он принялся читать.

Я не мог следить за движением. Не мог отвести глаз от Анжелики. В «фольксвагене» стоял ее запах — запах лета, солнца и цветочных полей.

Андреас вспомнил Фабьен, как ездил купаться на пруд с ней и Мануэлем. Они с Мануэлем ходили в одну гимназию и по дороге нередко встречались в поезде. Андреас изучал германистику и романистику, а Мануэль готовился стать преподавателем физкультуры. У него был «ситроен 2СѴ», старая, постоянно ломавшаяся развалюха.

С Фабьен Андреаса связывала любовная история, из которой так ничего и не вышло. Он ее любил, а в ее чувствах ни разу до конца не разобрался. Одно лето они виделись почти каждый день, проводили вместе много времени, но он не решился признаться ей в любви, а Фабьен его признаний как будто и не ждала. Уже обосновавшись в Париже, он написал ей письмо, в котором наконец говорил о своих чувствах и которое потом не отослал.

Андреас давно не вспоминал о Фабьен и Мануэле. И целую вечность ничего о них не слышал. В памяти всплыло объявление о рождении ребенка: ничем не примечательное младенческое личико, а также вес и рост новорожденного — словно эти данные о чем-то говорили. Возможно, он поздравил их или даже послал подарок, Андреас уже ничего не помнил. На похоронах отца он мельком видел их обоих, это была последняя встреча.

Он пролистнул несколько страниц вперед.

Я взял ее за руку и поцеловал. Немного позже мы лежали бок о бок на берегу канала.

— Ты — странный человек. Я не понимаю тебя.

— Меня и не надо понимать, мотылек, — сказал я, взглянув на нее. — Я сам себя не понимаю. Видишь ли, порой я даже не могу точно сказать, чего я хочу.

— Жаль, — тихо ответила она. — Я бы сейчас так хотела, чтобы ты знал, чего хочу я.

В следующие двадцать минут мы почти не разговаривали. А когда поднялись, Анжелика стряхнула с брюк травинки.

— Ты милый.

— А ты чудесная.

Андреас уставился в книгу. Мотылек, именно так он называл Фабьен, butterfly, если они разговаривали по-английски — ее немецкий был тогда так же плох, как его французский. И она сказала, что он не знает, чего хочет, с исключительно четким произношением. You do not know what you want.

Он вспомнил, как это было. Стоял жаркий день. Они втроем поехали на пруд. Переоделись в зарослях. Мануэль сказал, что поплывет на другой берег, и исчез. Фабьен загорала, лежала на спине, закрыв глаза. Андреас вспомнил ее купальник цвета слоновой кости и как она заколола волосы. Сперва он просто смотрел, потом склонился над ней. Должно быть, она почувствовала тень от его головы. Открыла глаза и взглянула на него.

Он поцеловал ее, и она не сопротивлялась. Он провел рукой по ее шее, погладил плечи и слегка коснулся груди. Тогда она высвободилась и побежала к воде.

Андреас еще немного полежал. Он был поражен тем, что осмелился поцеловать Фабьен. Потом рыбкой нырнул в пруд и поплыл за ней. Фабьен плыла медленно, высоко держа голову, чтобы не замочить волосы. Андреас старался плыть позади. Через некоторое время они увидели Мануэля. Развернулись и вместе с ним поплыли обратно к пляжу.

Потом Мануэль пытался научить Фабьен плавать баттерфляем. За последний семестр он выучил разные стили и теперь демонстрировал их. Возможно, именно поэтому Андреас и назвал ее «butterfly». Или это имя придумал Мануэль? Андреас уже не помнил.

Мануэль стоял рядом с Фабьен на мелководье и попытался ухватить ее за талию, но она отскочила в сторону. Мануэль погнался следом. Не догнав, он обрызгал ее, и Фабьен выбежала на берег.

В тот день они долго оставались у пруда. Когда стало смеркаться, развели костер. Мануэль на плохом английском начал рассуждать о религии. Фабьен ему возражала. Она была католичкой и не понимала его протестантских убеждений, его любви к Христу, о котором он говорил как о добром друге. Андреас разыгрывал из себя нигилиста. Он разгорячился. Теперь уже он демонстрировал свои изощренные представления о бессмысленности человеческого бытия. В результате Мануэль и Фабьен ополчились на него, а он засыпал их упреками, о которых впоследствии пожалел. Он смотрел в глаза Фабьен и пытался найти в них ответ на свой поцелуй. Но в ее взгляде было лишь непонимание.

На обратном пути она сидела рядом с Мануэлем. Была теплая ночь, они открыли крышу «ситроена» и по холмам возвращались в деревню. Мануэль остановился у дома родителей Андреаса. Они попрощались, Фабьен перегнулась через сиденье и быстро поцеловала Андреаса в щеку. Он остался стоять у калитки и взглядом провожал машину, пока та не скрылась за углом в конце улицы. Потом еще долго сидел на крыльце, курил и думал о Фабьен и своей любви к ней.