Семь женщин - Ребекка Миллер Страница 3

Когда Грета направилась к выходу, Оскар пошел за ней.

— Хочешь, возьмем такси на двоих? — предложил он.

По дороге к центру, в тот момент, когда машина проезжала мимо парка, Оскар наклонился и поцеловал ее. Грета разжала губы, ее язык уподобился улитке, робко высунувшейся из раковины и рожками обследующей чужой рот. Она почувствовала легкий металлический привкус. Такси остановилось перед домом, где жил Оскар.

— Пойдем ко мне, — прошептал он.

— Я не могу, — ответила Грета.

Ей хотелось домой. Она решила притвориться, будто ничего не было.

— Пойдем. Просто поговорим.

— Нет. Извини. Пожалуйста.

Грета потянула на себя дверцу машины.

— Угол Девятой улицы и Первой авеню, — сказала она водителю.

Машина тронулась. Грета закрыла глаза, откинулась на спинку сиденья и начала ругать себя. Черт, черт, черт, думала она.

После свадьбы Грета ни разу не оступалась, но раньше… Раньше, пожалуй, да.

Три года назад, за семь дней до брачной церемонии, она сидела в кафе неподалеку от Колумбийского университета и читала, когда к ее столику подошел молодой человек в винтажном твидовом пальто. Он спросил, нет ли у нее сигареты. На вид ему было около тридцати, стройный, явно еврей, и, похоже, простужен. Позади него, в мягких сумерках за окном, кружился снег.

— Я не курю, — ответила Грета.

— Очень плохо, — сказал молодой человек.

— Если честно, я считаю, что меня стоит с этим поздравить, — сказала Грета.

— Почему? Вы что, бросили?

— У меня никогда не было особой привязанности. Я курила время от времени, а потом вдруг почувствовала, что это просто идиотизм.

Ну и ну, подумала она. Оскорблять людей, особенно мужчин, было для нее своего рода флиртом. Она делала это по инерции, бессознательно и, уже поступив в университет, поняла, что по этой причине у нее было так мало романов.

— То есть, — пытаясь исправить положение, добавила она, — ничего идиотского в этом нет… Вернее, не было бы, если бы я курила всерьез. Тогда было бы жалко…

Молодой человек смотрел на нее с удивлением.

— Простите, — проговорила Грета, покраснев. — Я только что с сеанса у психотерапевта. Сама не понимаю, что говорю.

Она пожалела о том, что не едет в метро. В метро легче прекратить разговор.

— Вы не должны извиняться, — рассмеялся молодой человек. — Курение действительно дурацкая привычка, и я собираюсь бросить, когда мне исполнится тридцать.

— А когда вам исполнится тридцать?

— Через семь дней.

— Двадцать третьего?

— Да.

— А я двадцать третьего выхожу замуж.

— О! — проговорил молодой человек и отвел взгляд. — Потрясающе! Может, нам стоит отпраздновать вместе?

— Да. Вечеринка в честь воздержания от курения.

— Ладно, удачи вам.

— Спасибо.

Молодой человек подошел к стойке и попросил чашку кофе. Грета раскрыла книгу. Краешком глаза она наблюдала за незнакомцем. Получив свой кофе, он сел и вытащил из потрепанной кожаной сумки, болтавшейся у него на плече, авторучку и какие-то бумаги. Похоже, он совсем забыл про нее. «Замужняя — значит, невидимая», — подумала Грета, допила кофе и надела тяжелое пальто из верблюжьей шерсти. Проходя мимо незнакомца, она сказала:

— Пока.

— Пока, — отозвался он с приятной улыбкой — такую обычно приберегают для замужних женщин и тетушек.

На улице совсем стемнело. Все мысли Греты вертелись вокруг молодого человека, сидевшего в кафе. Словно загипнотизированная, она зашла в винный магазинчик на углу и попросила пачку легкого «Кэмела». Три доллара семьдесят пять центов! Он бросила курить, когда «Кэмел» стоил доллар семьдесят пять. Расплатившись за пачку, она сунула ее в карман. На обратном пути ветер дул ей в лицо. Она открыла дверь кафе, подошла к молодому человеку, который в это время что-то быстро строчил в записной книжке, и положила перед ним пачку сигарет. Наверное, со стороны она выглядела как охотничья собака, кладущая куропатку к ногам хозяина. Молодой человек улыбнулся. Потом они почти час курили и разговаривали. Его звали Макс. Он учился на богословском факультете в Колумбийском университете и хотел стать раввином. Услышав об этом, Грета удивленно вскрикнула:

— Вы совсем не похожи на раввина!

— Я не ортодоксальный иудей, — усмехнулся он и положил руку ей на бедро.

Грета позвонила Ли из таксофона и сказала, что переночует у подруги («Той самой, что на нашей свадьбе будет подружкой невесты»). Остаток недели представлял собой клубок приготовлений к торжеству и встреч с Максом. Грете и в голову не приходило отменить свадьбу из-за того, что у нее случился роман. Она четко разделяла эти две истории; они сосуществовали словно в двух вселенных-близняшках, разделенных громадными космическими расстояниями. Напрягало только то, что Грета уставала от челночных поездок на окраину Нью-Йорка к Максу, а оттуда в центр, к Ли. Помимо бурного секса неделя запомнилась бесконечными примерками, девичником и простудой, подхваченной от Макса. Про Макса знала только самая лучшая, самая верная подруга Лола Сандули и считала, что все это совершенно безобидно. Просто Грета была Гретой. И точно: к концу безумной недели, выкуривая последнюю сигарету со своим любовником в венгерской кондитерской, за час до того, как нужно было ехать в аэропорт (свадебная церемония проходила в Огайо), Грета думала только о том, все ли нужные вещи упакованы, не забыла ли она чего-нибудь. Она ужасно волновалась из-за предстоящего торжества и была невероятно влюблена. В Ли. Да, конечно, эта неделя с Максом была просто великолепна, но теперь ей хотелось, чтобы он исчез.

Однако Макс никуда не исчезал. Он сидел и угрюмо смотрел на свою чашку с кофе. Худой, бледный, с курчавыми черными волосами, он был похож на Христа-испанца. Наконец он подал голос, чем отвлек Грету от нервных раздумий:

— Он хотя бы еврей?

— Нет. Какое это имеет значение? — раздраженно спросила Грета.

— Это имеет значение.

— Ты действительно раввин, — улыбнулась она.

— Ну, — печально произнес Макс, — я надеюсь, ты счастлива.

И дернул ее черт целоваться с Оскаром Леви… Гадость какая…

Такси мчалось по Бродвею, извергая выхлопные газы. Щеки Греты горели от стыда. По правде говоря, уже некоторое время она смутно сознавала странную темноту, подкрадывающуюся к ее сознанию. Она не могла подыскать названия сгущающемуся мраку — по ощущениям, что-то вроде дыры, пустоты, в которую могло шагнуть нечто чужое, инородное. Немного похоже на чувство голода.

Когда она пришла домой, Ли спал. А когда проснулась, он говорил в гостиной по телефону.