Очаг вины - Татьяна Огородникова Страница 3

Света, сделав резкое заявление, никого не удивила. Марина Львовна – старший научный сотрудникс недоумением взглянула на девушку, поправила очки на переносице, встала со стула и, подойдя к лаборантке, громко высказалась:

– Это ваше право, Светочка. Вы всегда отличались последовательностью в принятии решений. Гм... Я имею в виду вопросы, которые не касаются выбора мужчин. – Марина Львовна поочередно оглядела всех мужчин, попавших под подозрение в легком флирте с лаборанткой. Некоторые из них сделали до неприличия невинное выражение лица. Те, кто обещал жениться, смущенно отвели глаза в сторону. Марина Львовна, удовлетворенная достигнутым результатом, продолжала:

– Многие вас не поймут и не поддержат. Я, как старейший сотрудник лаборатории, не могу вас не понять! Я ухожу с вами!

Выражения лиц резко изменились. Такого поворота событий не ожидал никто. Марина Львовна имела репутацию беспрекословного, исполнительного и авторитетного сотрудника.

Марина Львовна тоже сняла халат. В отличие от Светиного, фисташковый халат Марины Львовны треснул по шву на спине. Звук рвущейся ткани в тишине показался автоматной очередью. Марина Львовна воинственно отбросила халат в сторону и, скрестив руки на груди, сделала два шага к Светочке.

«Рано или поздно это должно было случиться», – Генрих, спокойно анализируя ситуацию, наблюдал за тем, как из команды вываливаются «слабые звенья». К его удивлению, таковых оказалось подавляющее большинство.

Следом за Мариной Львовной сорвал с себя униформу ее постоянный и верный поклонник Виктор Палыч. Генрих не ожидал от него такой прыти. Молчаливый, пузатый и скромный Виктор Палыч заслужил внутреннюю кличку МПС именно благодаря этим качествам. Он и сейчас не стал произносить торжественной речи. Просто опустил маленькие поросячьи, но смышленые глазки в пол и сделал пару шагов назад – в сторону повстанцев. Марина Львовна властно и одобрительно прикрыла веки и подняла подбородок. Надо заметить, что подбородок у нее был в отличном состоянии, потому что каждый вечер она укладывалась спать, подвязывая его солевым компрессом с ромашкой. За МПС организованной кучкой повалили все поклонники Светочки. Кроме Виктора Палыча и Генриха, так или иначе овладеть Светой удалось всем. К счастью, Света не считала половой акт поводом для женитьбы или серьезных отношений. Она, наверное, не отказала бы и Генриху с Виктором, но те почему-то не предприняли ни одной попытки. Или импотенты, или гомики, или не тот тип – сделала для себя вывод лаборантка. Недаром она трудилась в Институте мозга. Кроме того, обыкновенная житейская мудрость подсказывала Светочке, что не надо «давать» всем коллегам по работе, потому что репутация порядочной незамужней женщины может пострадать. Для МПС и Генриха было сделано исключение – одно на двоих. Правда, временное: Света занесла их в лист ожидания.

Когда заявивших об увольнении сотрудников стало много больше, чем оставшихся, Генриху стало неуютно. Из двенадцати преданных науке тружеников лаборатории одиннадцать дезертировали – демонстративно, истерично и вызывающе. Генрих, как руководитель, не имел права становиться на сторону тупого стада, хотя понимал, что каждый в отдельности – совершенно не тупой, а очень даже выдающийся исследователь.

Генрих решил сказать речь.

– Я позволю себе прокомментировать события последнего часа. – Он прочистил горло.

В лаборатории воцарилась звенящая тишина. Только озабоченное пыхтение Виктора Палыча нарушало молчание.

Генрих, несмотря на довольно молодой возраст и модный вид, вызывал уважение подчиненных. Практически все исследования, которые он инициировал, имели позитивный и перспективный результат. Шутки о мозге могли звучать только в формате анекдотов. Все, что касалось исследований, приравнивалось по степени важности к священной государственной тайне.

Генрих обвел взглядом всех участников мятежа, пытаясь пристально заглянуть в душу каждого из них. Это удалось только со Светочкой. Она кокетливо помахала ресницами и вполне отчетливо исполнила композицию «На пол, за угол, на предмет». Генрих еще раз прочистил горло и произнес прощальную речь:

– Я понимаю и принимаю ваш выбор. Серьезная наука может быть подвластна только истинным альтруистам. У всех вас имеется определенная степень зависимости: жены, мужья, дети, собаки, в конце концов... Безусловно, стоя перед выбором: прокормить семью или сделать научное открытие, – большинство проголосует за первое – это вы сейчас дружно продемонстрировали. Не уверен, что из вас получатся хорошие продавцы гербалайфа или штукатуры. Но учителем в частной школе каждый из вас станет без усилий. Коллеги! Я со скорбью и радостью благословляю вас на поиски новой жизни, достатка и независимости. Скорее всего, мне придется заняться тем же. Но пока я здесь, я буду продолжать нашу работу и, паче чаяния, если кто-то изменит свое решение – всегда найдет меня в этих стенах. Я остаюсь!

Генрих замолчал, с усилием сглотнув, чтобы избавиться от комка в горле. Коллектив всем своим видом выражал искреннее сочувствие и одновременно непоколебимость. Через пару минут после неловкой паузы Светочка, скорее всего надеясь на взаимность, со слезами на глазах бросилась с объятиями к бывшему шефу. Коллеги последовали ее примеру, правда с другими целями.

Было очевидно, что они испытывали огромное облегчение от того, что Генрих не стал уговаривать их подождать еще немного. В целом ситуация прощания выглядела как череда неловких и неискренних поцелуев с целью поскорее покинуть место бедствия, оставив одного дурака – заложника, который сам напросился на эту должность. Все бросились неискренне целовать и обнимать его, предлагая в случае чего звонить.

– Да, да, – рассеянно отвечал Генрих, – конечно, обязательно, непременно...

Он поймал себя на том, что бормочет дежурные фразы в воздух. Лаборатория опустела. Он остался один.