Пепел красной коровы - Каринэ Арутюнова Страница 3
Пепел красной коровы - Каринэ Арутюнова читать онлайн бесплатно
Мы сели к столу часа через два, взмыленные и порядком уставшие. Выпущенная на свободу крыса победно вильнула голым хвостом и юркнула в небольшое отверстие, изящно закамуфлированное розовой плиткой.
Супруги Розенфельд появились на пороге в моцей шабат [7], одинаково громоздкие, будто представители особой человеческой породы. Они всегда появлялись вместе, рука об руку, — моя тетя, безуспешно попытавшаяся объясниться с ними отчаянной пантомимой, едва не зарыдала от счастья, услышав такой родной идиш. Минут десять длился диалог, не имеющий аналогов в мировой литературе, разве что единственный — родной братик! узнаешь ли ты брата Колю? — обрывки слов, усвоенные в далеком детстве, звучали невпопад, но это никого не смущало, — растягивая фразы, холеная мадам Розенфельд почти с нежностью взирала на всплескивающую ладошками крошечную тетю Лялю, — о чем речь, мы же свои люди!
Вложив расписанные на год чеки в кожаное портмоне, Михаэль Розенфельд приобнял растроганную жиличку и подал руку своей жене. Оставив позади шлейф едких духов, супруги с трудом втиснулись в кабину лифта.
По дороге они встретили моего брата, одетого довольно экстравагантно, в добротный пиджак и сомбреро. На спор брат дошел до местной синагоги и возвращался к дому. Преисполненный достоинства, он шел прямо — шляпа грациозно покачивалась на его голове, — следует отметить, что брат мой совсем не относится к тому замечательному типу мужчин, которым идут этнические костюмы. Какие все-таки странные эти русские, — наверняка шепнула Лея Розенфельд озадаченному мужу, — до Пурима еще далеко, — возможно, это какая-то национальная забава?
В первую же ночь я пробудилась от непонятного шума. Бросившись к выключателю, наткнулась на стучащую зубами тетю Лялю — тттам… там… — от ножки ее кровати наискосок двигалась цепочка упитанных Blatta orientalis, попросту говоря, тропических черных тараканов. Это было похоже на исход, великое переселение народов. Процессия двигалась медленно, но не сбивалась с курса, — тараканы явно знали, куда и зачем шли.
Что интересно, при появлении квартирных хозяев хитрые твари не высовывались из своих нор, — изображая разведенными в стороны руками их величину, тетя выуживала из глубин памяти давно забытые слова, — голос ее дрожал, а из глаз текли слезы, но супруги Розенфельд снисходительно посмеивались над чудачествами этих «русских». Да, да, невзирая на идиш, мы все равно оставались для них чужими, не знающими основного закона ближневосточных джунглей, — выживает тот, кто пришел первым.
Израиль — страна чудес, — не уставала повторять моя тетя. Она приходила в детский восторг при виде сочной январской зелени, — пальм, кокосов, сверкающих автобусов, — огромному мрачному арабу, швыряющему на весы груду цитрусов, на чистейшем русском языке она объяснила, как нехорошо обвешивать покупателей, тем более своих, — ну, вы понимаете, еврей еврея, — на что араб, просияв, ответил сложноподчиненной конструкцией, состоящей из весьма оригинально отобранных русских выражений, и что вы думаете, осталась ли в накладе моя дорогая тетя, сорок лет проработавшая инженером на советском предприятии?
Гефилте фиш и салат оливье, Новый год и Рош-а-шана, международный женский день и марокканская Мимуна [8], маца и сдоба, перченые шарики фалафеля и морковный цимес, фрейлахс, сальса и тяжелый рок, синеватые деруны и пряная кусбара, кофе по-турецки, узбекский плов и кисло-сладкое жаркое — все это чудесным образом уживалось в съемных апартаментах на Цалах Шалом, 66. Удивительно, но никто так и не запомнил тот знаменательный день и час, когда тропические тараканы, будто сговорившись, навсегда покинули наш дом. Видимо, это был второй закон ближневосточных джунглей. Совсем не так давно меня разбудили вопли из квартиры напротив, — туда вселились новые, совсем свежие репатрианты, то ли из Аргентины, то ли из Бразилии, кстати, прекрасно понимающие идиш моей тети Ляли.
Ты будешь секретаршей, секретаршей у большого начальника, — выдыхала она мне в лицо, — как ни пыталась я ускользнуть от ее удушливого внимания, мне это не удавалось. Увидишь, ты будешь секретаршей, — видимо, дальше этого ее воображение не простиралось, — ну что, милая, хамуда [9], ты уже нашла работу? настоящую работу? — кричала она из окна и приветственно взмахивала рукой.
В то время я как раз выгуливала новорожденных таксят, которых родила собака моего брата. О ней отдельная история. Роды были тяжелыми, но, слава Создателю, пятеро из семи остались в живых, и теперь роженица с истончившимся от страданий профилем лежала на пахучей подстилке, а я выносила ее детей «подышать свежим воздухом», если можно так сказать о спертом воздухе марокканского предместья. Я выносила их по очереди, прижимая к груди. Вначале пятерых, потом оставшихся, похожих на крысят, последышей, Зосю и Басю. Я подставляла их чахлые тельца солнечным лучам и гладила слипшуюся медно-подпалую шерстку. По нескольку раз в день я кормила их из детской бутылочки молочной смесью, — хотя Лайла и была примерной матерью, молока на всех не хватало, младенцы повизгивали и отталкивали друг друга, обнаруживая невиданную волю к жизни, — самые слабые так и не дотягивались до истерзанных полупустых сосцов.
Завидев меня со щенятами, она брезгливо морщилась — так ты никогда не найдешь настоящую работу, работу секретарши, ты должна забыть о глупостях, выучиться и стать человеком, ат хамуда [10], — добавляла она в утешение и трепала меня по щеке. И медленно поднималась по лестнице, распространяя удушливый запах цветочных духов и сладкой пудры. Пудра слоями лежала на ее лице, малоподвижном, размалеванном однажды и навеки, с ниточкой нарисованных бровей, багровой полосой губ, — эта манера трепать по щеке раздражала меня, но я не успевала вовремя увернуться.
Ат хамуда, — бормотал приземистый марокканец Ами, выуживая из кармана спрессованный ком халвы. От щедрого дара я все-таки успевала увернуться, но от потрепывания по щеке почти никогда, — иврит еще не стал моим вторым языком, и я никак не могла уловить момент, за которым вполне дружественное соседское приветствие переходило в стадию шокирующей фамильярности. Ат хамуда, — повторял он, сладко улыбаясь, раздвигая желтоватую гармошку рта в крошках халвы, — ат хамуда, — проговаривал он, выдыхая в лицо спертость марокканского гетто, амидаровского барака, кошачьего притона с живописными лужицами на лестнице, с запахами куркума, камуна, всей этой пряной смеси, настоянной на мугамах какой-нибудь новоявленной Сарит Хадад, на скученности этого хумусо-тхинного пространства, на смеси диалектов, ливийских, египетских, марокканско-французских, на гроздьях маленьких притворщиков, оболваненных манкуртов с улицы Цалах Шалом, 66, заглядывающих в окна, выстреливающих отборным матом.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments