Сват из Перигора - Джулия Стюарт Страница 3

Никогда прежде не отличавшийся особым прилежанием, в Академии мастеров-парикмахеров Перигора Гийом Ладусет стал самым усердным в своем потоке. С какой-то отрешенной сосредоточенностью наблюдал он за тем, как преподаватель демонстрирует краеугольный камень парикмахерского дела — мужскую стрижку «под бокс». Не слыша ничего, кроме голоса мастера, Гийом следил, как правой рукой тот прочесывает прядь волос, перехватывает между пальцами левой и отрезает ножницами, точно по волшебству возникшими вместо расчески в правой руке. Для Гийома сия неуловимая смена была сродни фокусу. В изумлении смотрел он, какой идеально симметричной получалась голова модели, насколько прямой — точно поля в тетради, коих всегда требовал его школьный учитель, — выходила линия волос над воротником и как мазок специальной помады, наложенный движением столь проворным, что оно походило на ловкий трюк, завершал сей шедевр.

Но восхищение Гийома от овладения искусством стрижки волос, подравнивания бород, вощения усов и бритья с помазком не шло ни в какое сравнение с тем чувством, что охватило его в начале одного из занятий, когда преподаватель вдруг чиркнул спичкой, зажег тонкую восковую свечу и подошел к модели. В глазах несчастного промелькнул едва заметный намек на ужас. Сжав прядь между указательным и средним пальцами, учитель провел язычком пламени по самым кончикам волос и тут же пальцами загасил оранжевый огонек. Со словами, что процедура эта — крайнее средство для секущихся кончиков, он обработал всю голову жертвы, наполнив аудиторию чудовищным запахом паленого волоса. Гийома Ладусета то представление поразило куда сильнее, чем все, что он видел до этого в цирке.

«Руководство по парикмахерскому искусству» Академии мастеров-парикмахеров Перигора (издание второе, переработанное и исправленное) юноша штудировал с такой одержимостью, что его матушка не на шутку перепугалась, как бы сын не ослеп. В преддверии выпускного экзамена Гийом нервничал столь сильно, что четыре дня подряд наотрез отказывался от пищи, и мадам Ладусет с трудом сдерживала желание усадить сына подле себя, зажать ногами и впихивать еду силой, точно в гуся. В день экзамена Гийом напоминал цветом лица устрицу и, прежде чем войти в аудиторию, тринадцать раз проверил, на месте ли авторучка, — до того он страшился, что та испарится сама собой. Но стоило ему прочесть первый вопрос билета, «Как надлежит вести себя парикмахеру?», и аппетит моментально вернулся. Внутренне весь ликуя, Гийом написал: «Парикмахер обязан совмещать благородство и честь с чистоплотностью и доверием к себе. Прежде всего, следует остерегаться зловонного дыхания и предосудительных запахов тела. Ежедневный прием ванны обязателен. Для того чтобы сохранить постоянную клиентуру, хорошему парикмахеру надлежит всячески избегать склок, потери самообладания, кричащих нарядов, богохульств и распространения сплетен».

К моменту, когда юноша прочел второй вопрос, «Как следует прикреплять накладные усы и бороду?», он почувствовал голодную тошноту и ответил буквально следующее: «В случае усов, нанести на верхнюю губу резиновый клей, подождать, пока тот загустеет, приложить усы и осторожно прижать подходящей тканью. Если выяснится, что усы приклеились неподобающим образом, следует, предупредив клиента, сдернуть их одним рывком, с максимальной решительностью и силой. После чего приложить снова и подровнять по вкусу клиента. В случае бороды, повторить то же самое, с одним-единственным исключением: клей следует наносить в области подбородка».

К третьему вопросу, «Что нужно помнить при стрижке „полубокс“?», он уже грыз экзаменационный билет, вспоминая уроки мастера: «„Полубокс“ надо стричь с осторожностью и ясным умом. И никогда не забывать главное: после того как волос сострижен, назад его уже не вернешь».

Не в пример одному из своих сокурсников, чью модель увезли в больницу с ожогами второй степени прямо с практического экзамена, Гийом Ладусет вышел из Академии мастеров-парикмахеров Перигора с красным дипломом. В следующий же день матушка поместила диплом в рамку: первый аттестат в их роду, многие из которого не умели даже читать. Злосчастная рамка жутко смущала Гийома, когда тот носил диплом из деревни в деревню и из города в город в поисках работы. Но вскоре смущению настал конец: Пьер Рузо согласился взять парня к себе в парикмахерскую — в городке под названием Нонтрон. Всю первую неделю — спасибо каждодневным велосипедным поездкам, длившимся час сорок три минуты, — бедняга ходил точно с буханкой хлеба, вставленной между ног.

Поначалу обязанности нового подмастерья ограничивались подметанием и упаковкой в мешки волос, шедших на продажу производителю матрасов, — доходный побочный бизнес, из-за которого кое-кто из клиентов обвинял Рузо в том, что из парикмахерской человек выходит с меньшим количеством волос, чем рассчитывал. Кроме того, каждый вечер после закрытия заведения Гийом вытряхивал брюки хозяина, оснащенные широченными манжетами. Так продолжалось несколько месяцев, прежде чем Гийому доверили первого самостоятельного клиента, — выбрал его сам хозяин, знавший привычку этого человека всегда и всюду разгуливать в берете. Но опасался Пьер Рузо совершенно напрасно: Гийом Ладусет, чьи пальцы так лихорадочно тряслись от желания поскорее взяться за дело, что он едва справлялся с велосипедным рулем, сотворил настоящее чудо, после чего клиент напрочь отказался от своего засаленного берета.

Поскольку Гийом Ладусет жил слишком далеко, цирюльник настоял, чтобы тот столовался у него в доме. И хотя стряпала Франсин Рузо просто восхитительно, а кроме того, можно было пялиться в ложбину меж ее роскошных грудей, Гийом все же чувствовал себя не в своей тарелке, трапезничая в компании этой пары. Ибо, хоть парикмахерское искусство было и его страстью тоже, за переменой блюд босс практически никогда не слезал со своего излюбленного конька. Так или иначе, но все застольные разговоры неизменно сводились к участию Пьера Рузо в чемпионате мира по парикмахерскому искусству в Иллинойсе, который, как он всякий раз уточнял для своего молодого помощника, находится в США. Вопреки своей подготовке — парикмахер гордился умением выдерживать линию стрижки на шее под самым точным углом; раздобыл редчайший лосьон, который не сыщешь даже в самом Париже; скопил деньги на билет в Иллинойс и обратно, припрятав жестянку со сбережениями в дымоходе, — Пьер Рузо так и не подал заявку на участие в чемпионате. Гийом Ладусет, который вскоре знал о чемпионате все до мельчайших подробностей, лишь молча кивал, сидя с набитым ртом и размышляя, какие красивые летние платья он купил бы Франсин Рузо на те деньги, что коптились в печной трубе зимними вечерами.

И все же, несмотря на склонность к бесконечным повторам и страшно бесившую Гийома привычку Пьера Рузо доедать «Кабеку» до последней крошки, молодой человек питал к боссу самые глубокие чувства — еще более глубокие, чем к его супруге. В парикмахерской работалось с удовольствием, а недельного жалованья вполне хватало, чтобы откладывать на мопед. Так что спустя два года, когда Гийом пересчитал монеты, скопившиеся в старой ночной вазе, верой и правдой служившей вот уже четырем поколениям Ладусетов, он понял, что скопил достаточно.

В следующий же выходной Гийом на попутке отправился в Перигё — ближайший к ним большой город. Весь обратный путь юноша трясся от страха пополам с неуемным восторгом. Добравшись до дома, он тут же принялся драить мопед, хотя тот и так сиял точно новый пятак. Первым человеком, кого Гийом пригласил опробовать свое приобретение, была Эмилия Фрэсс. Сперва парочка неуверенно прокатила по Рю-дю-Шато, четыре ноги, боязливо свесившись, скребли землю. Но уже после памятника «Трем жертвам нацистских варваров, расстрелянным 19 июня 1944 года» мопед заметно прибавил ход, ноги подогнулись, и молодые люди стрелой вылетели из деревни, скаля от страха зубы, обдуваемые до сухоты встречным ветерком.