Серафима прекрасная - Каринэ Фолиянц Страница 3

Сима встала и сделала шаг к Зорину, но он заявил рассерженно:

– Тебя еще не хватало!

Ох, неизвестно, чем все это бы закончилось, но только в класс заглянул сухопарый мужчина лет сорока – это был директор:

– Мария Ивановна… можно вас?

Учительница быстренько прихорошилась и побежала к выходу – весь класс, вся школа и вся деревня знали, что любит она директора давно и безответно. Дети загудели. В дверях Мария Ивановна обернулась:

– Про неуд по поведению помним все! Встали!

Класс встал. Только Мария Ивановна вышла за дверь, как к Симе подошла Ирочка Долгова, коварно улыбаясь.

– Витек, а хочешь знать, кто про мамку твою и про помидоры Марь Иванне настучал? Вот эта… – Она кивнула на Симу.

– Неправда! Я не стучала! Я никогда не стучу!

Симу трясло от обиды! Ведь в Витьку она давно была влюб лена, а вот Ирочку терпеть не могла!

Долгова не унималась:

– Да? А чего ты тогда в отличницах ходишь – просто так, что ль?

– Я занимаюсь, потому и отличница! – честно ответила Сима.

– Ой, она занимается! – хихикнули девчонки.

– Стучит, стучит! На каждого! И перед директором на задних лапах ходит, и перед Марь Иванной! Я слыхала все! – подливала масла в огонь Ирка.

– Симка, а ну докажи, что это не так? – вступился за Симу кудрявый Вовка.

– А чего мне оправдываться? Это она дура! – кивнула Сима на Долгову.

– А ты… ты жаба! Гляньте, девчонки, на морду ее скособоченную. Ты же зеркала дома боишься? Боишься! – закипела хорошенькая Ирка.

Класс снова засмеялся. Сима, не выдержав, сильно пихнула Иру, и кто-то крикнул:

– Бей ее! Бей жабу!

А детям только того и над было… Окружили ее плотным кольцом…

– Бей жабу!

… Удары сыплются на Симу со всех сторон. Оголтелая толпа бьет ее, бросает на пол. Сима молчит, не зовет на помощь.

… Сквозь плотное кольцо своих мучителей она увидела, как неподвижно стоит у доски Зорин. Вот кто-то сорвал с нее очки. Долгова крикнула:

– Дай сюда! Ослепни, жаба!

Красавица со злостью бросила Симкины очки об пол…

Витя не выдержал:

– Хорош, ребята! Эй, ща Марья вернется. Пошли, говорю!

…Витин голос отрезвил мучителей, они стаей вылетели из класса. И он тоже готов был уйти. Только задержался, подобрал с полу полуразбитые очки.

– На! Держи.

Он протянул их избитой девочке. Сима посмотрела на него с нежностью и благодарностью:

– Спасибо! Витя, постой, а как же «Капитанская дочка»?

– В другой раз! – усмехнулся Витька.

В дверь заглянул друг Зорина:

– Витек, атас! Там Марья в конце коридора! Чешем отсюда!

И Витя убежал…

– Витя, постой! Постой! – закричала вслед ему Сима.

Марья Ивановна, войдя в класс, увидела растрепанную, с разорванным школьным фартучком Симу, которая напяливала на нос пострадавшие очки:

– Что здесь было, кто тебя так? Зорин, да? Симочка, ты что молчишь! Он у меня из школы вылетит, охламон такой! Сима, говори, ну…

Сима повернула к Марии Ивановне гордое личико:

– Не бил он меня, слышите, не бил! Просто я упала! Я сама, случайно!

– Как это – просто? – удивилась учительница. – Просто не падают, да так, чтоб стекла из очков повылетали! Как это так?

– А вот так! – ответила Сима и вышла в коридор, хлопнув дверью…

Сима понуро брела по деревенской улице, чуть не по земле волоча портфель.

У забора ее дома шептались две соседки:

– В кого Симка такая уродилась? Иван парень ладный. Лида в девках вообще красавицей была! А эта! Ни кожи, ни рожи…

– Погоди еще! У меня вон Танька была колобок колобком, ты вспомни! А сейчас от женихов отбоя нет.

– У Таньки сызмальства морда была – загляденье, – возразила одна соседка другой. – Как твоя свекровь померла да перестала ее молоком парным пичкать, так у Таньки фигура и нарисовалась! Ты чего сравниваешь Таньку и эту…

Сима вошла в дом. Соседки продолжали толковать у забора.

Подошла к старому трюмо, угрюмо глянула на себя… Неказиста. Ростом мала. На носу очки разбитые… Плакать захотелось!

– Уродина ты! И уродиной будешь! Жаба!

Схватила подковку, что лежала всегда на этажерочке, – на счастье, видимо, отец ее туда положил…

Замахнулась подковкой – и шарах по зеркалу!!!

Старое стекло не выдержало, треснуло, разлетелось на куски…

Соседки встрепенулись.

– Господи, да что же это?

А Сима, разбив трюмо, долго плакала одна в комнате. От того, что некрасивая. От того, что не любит и не полюбит ее Витя. Никогда… От того, что никому в классе она не нужна…

Так страшно, когда ты никому не нужен, никем не любим…

Вечером вернулась с работы мать Симы – Лида. Она недоумевающе смотрела на разбитое трюмо.

– Симушка, да кто же это сделал?

– Это я! – ответила Сима.

– Да как же это ты? У тебя и сил не хватит! – удивилась Лида.

– Хватило…

– Так это еще уметь надо, а… Ты же знаешь, что примета плохая – вдребезги-то битое зеркало… Да и жалко трюмо – от матери досталось!

В комнату вошел отец:

– Ишь еще, трюма ей жалко! Да ему сто лет в обед!

– Конечно, тебе хоть всю мебель в доме переломай! Лишь бы телевизор был цел! А по мне, так мебель нужная! – ответила Лида.

– Нужная! – передразнил жену Иван. – Это, Симка, знаешь у нее что? Это, Симка, у нее вещизм! Заболевание такое! Это когда вещи дороже человека. Э… да ты бы, Лида, лучше спросила… чего это у дочки с лицом!

Он заметил ссадины и кровоподтеки над бровью у Симы:

– В школе получила, а? Давай только не ври. При матери не хочешь говорить – мне скажи, я их собственными руками…

– Не скажу! Ничего не скажу! – выпалила девочка.

Не любила Сима жаловаться, даже родным людям.

Иван засмеялся:

– Вот вся в меня. Как осел упертая.

Он прижал дочь к себе.

– Что, профессор, дурнушкой, поди, назвали, да? А ты им всем еще покажешь, что они дурней тебя. С лица, дочка, воды не пить. А зеркало бить глупо – оно не виновато! А я тебя обрадовать хотел, – вдруг сменил тему Иван, – перед самыми выходными в ночное пойдем, коней купать! Тебя с собой беру!