"Угрино и Инграбания" и другие ранние тексты - Ханс Хенни Янн Страница 3

Теперь он спешился, и подошел к ней, и обнял. Она хотела сказать, чтобы он ее покинул, но не смогла выдавить из себя ни слова. Да и в любом случае упрямство ей бы не помогло. Все произошло словно само собой. В комнату внесли огни. Чьи-то руки раздели Марию и уложили на кровать, и теперь король взгромоздился на ее тело, как мог бы взгромоздиться на коня. Тут она почувствовала - из-за его теплоты, - что сама холодна, как стекло. Однако всё довольно быстро закончилось, король покинул ее тело, и она убедилась в том, что Силерий в самом деле насладился ею - наслаждение еще зримо вытекало из него, к нему липло. Она поняла это, потому что сама на сей раз оказалась для наслаждения закрытой. Когда слуги и девки засуетились вокруг короля, Мария начала говорить и сказала: «Король, я вынуждена просить тебя, чтобы ты никогда больше ко мне не приходил, ибо я не вынесу этого, я буду кричать». Он однако принял ее слова за выражение стыдливости или даже за алчный намек на необходимость вознаграждения, а поскольку настроение у него было хорошее, он, засмеявшись, тут же подарил ей все золотые сосуды, какие привез с собой, - и подумал, что уж теперь-то она будет к нему более благосклонна. Но Мария, даже не шелохнувшись, повторила те же слова. Король тогда сказал ей что-то насмешливое и повелел готовиться к следующей ночи.

Он, впрочем, вскоре удалился вместе со своей свитой; Мария же, раздетая и как бы утратившая собственное бытие, все еще лежала на кровати. Один лишь Парис не последовал за королевским кортежем; он тайком остался во дворе, а когда шум замер вдали, снова взял флейту и заиграл. Мария, конечно, слышала музыку, но ей казалось, что это не для нее, словно музыка не могла больше до нее дотянуться, потому что сама она провалилась куда-то, где ничего уже не было да и не могло быть. Из комнаты не доносилось ни звука, и Парис наконец отважился войти. Он робко огляделся и внезапно увидел Марию среди всех этих пылающих факелов. Туг сердце его чуть не разбилось от тоски, и он, дрожа, упал перед девушкой на колени. Мария поняла, что он плачет и что он и есть тот, кого она имела в виду. Она подняла его голову и положила себе на живот, чтобы он слезами очистил ее лоно. Пока он плакал, она рассказала ему всё: как всё происходило и как дошло до такого ужасного конца. После попросила, чтобы Парис сполоснул водой ее тело и промежность, и он охотно исполнил просьбу.

Через какое-то время мальчик закрыл дверь на засов, ибо они договорились, что на ночь он останется у Марии... Теперь пришел черед радости. Когда их губы и тела соединились, они оказались друг в друге и поняли, что это и есть радость. Они повторяли игру, где выигрышем были любовь и телесность, снова и снова - пока не начали дрожать от усталости. Но и тогда их руки, и губы, и промежности не пожелали расстаться. Так они и спали той ночью. И сон, снизошедший к ним, был бесценным.

Проснувшись наутро, Мария вышла из сна, снившегося кому-то на небе, и улыбнулась. А потом почувствовала, что Парис, прильнувший к ней, еще спит. Она обняла его и испугалась, ибо он показался ей холодным, а не теплым, как ее руки. Она ощупала его. Парис был мертв. Но она этого не поняла. Она его гладила, говорила ласковые слова. И все не могла решиться отлепиться от друга, ибо чувствовала его присутствие, как можно чувствовать пение. Потому она и грустить еще не могла - он ведь был таким красивым, он к ней прижимался. Длилось ли это только секунды? Внезапно в ней проснулись тревога, страх, боль! Она принялась трясти Париса, слезы брызнули у нее из глаз, и, хотя она того не хотела, он от нее отделился - стал недоступным для ее ощущений. Тут она все поняла, закричала, руки выпростались из нее и стали жестом, а тело вдруг скорчилось, как в судороге. Она едва не потеряла сознание, но, опьяненная красотой умершего, все-таки омыла его тело слезами, а потом стерла слезы поцелуями.

Все это было чувственным смятением, и пришло время, когда смятение улеглось. Тогда Мария, охваченная безотчетным страхом, выскочила из дома и побежала по улицам к королю. Она кричала перед его замком так, что стражи внутренне содрогнулись, боясь, как бы она ни оказалась пророчицей и ни предрекла им несчастье и смерть. Каким-то образом она добилась, чтобы ее привели к королю, который как раз беседовал с Евстахием, сказавшим, что начинает понимать мистерию жизни Силерия - с того момента, как в жизнь короля вошла эта девушка. Дескать, звезды больше не желают утаивать того, что должно стать правдой... Король был безмерно доволен и улыбался, когда Мария явилась перед ним. Впору было подумать, что он - шут с неизменной улыбкой на устах. Она рассказала ему, что этой ночью перед ее домом умер Парис.

Такая новость на мгновенье смутила короля. Ночью придворные заметили отсутствие мальчика, но предпочли его не искать. Силерий знал, что мальчик очень красив. Теперь король чувствовал, что его вот-вот охватит гнев, - ибо понимал, что Парис наверняка успел стать тайным любовником Марии. Но Силерий опомнился, прежде чем гнев разразился: он вспомнил слова Евстахия и счел удачей то обстоятельство, что Парис мертв, - ведь теперь он, король, безраздельно владеет сокровищем, которое прежде делил с другим. Еще он подумал, что наконец нашел объяснение упрямству Марии. Поэтому в ответ на услышанное король обронил только, что смерть эта особого значения не имеет, и приказал слугам забрать труп из дома Марии. Но Мария-то пришла совсем не за этим. Она тут же запричитала и заплакала, умоляя короля, чтобы он оставил ей тело, да еще выделил мраморный саркофаг - она, дескать, отдаст за саркофаг все имеющееся у нее золото. Король в золоте не нуждался, просьбу же выполнять не хотел. Но потом ему показалось, будто наклевывается выгодная сделка, и он пообещал Марии, что она сможет все устроить, как хочет, если каждую ночь будет оставлять ему в качестве залога - себя. На это она согласилась.

Что ж, из королевского склепа доставили саркофаг, к Марии в дом принесли и пурпурные покрывала, и сосуды с драгоценными умащениями. Король смеялся, ибо Евстахий предрекал ему всякие приятные чудеса - после того как узнал, какой оборот приняла любовная игра повелителя.

Когда драгоценные вещи прибыли в дом Марии, она отослала прочь королевских слуг и рабов, сказав, что более в них не нуждается. И после заперла дверь. Мария в последний раз смеялась, радуясь великолепному телу возлюбленного. Она знала, что не поняла случившегося в ту ночь; но смеялась так сильно, что весь смех испарился из нее: вылетел из складочек кожи и потом уже никогда не вернулся. И душа ее так радовалась исполнению всех желаний, что Мария плясала, пока не сломалась, не лишилась сил; и сердце так сильно колотилось и прыгало в груди, что перескочило из Марии в то другое тело, чья кровь теперь пребывала в ее лоне. В самой Марии ничего больше не осталось, кроме освященного лона.

Тогда она умастила Париса драгоценными мазями, и завернула его в пурпурные покрывала, и уложила в мраморный саркофаг. А потом сходила к соседу Иосифу, плотнику, и попросила помочь ей закрыть саркофаг - и тот пришел и помог. Когда они покончили с этим, Мария отвела соседа в сторонку и показала ему золотые сосуды, заявив, что хотела бы стать его женой, а сосуды, дескать, пусть будут ее приданым; только прежде он должен доставить саркофаг в одну из каменных гробниц, находящихся далеко в горах, - а после вместе с ней, Марией, покинуть город. Иосиф удивился; но он был глуповат и долго размышлять не привык. Мария - как будущая жена - ему понравилась, сосуды показались очень ценными, а поставленные условия - легкими. Потому он сразу сказал, что с удовольствием возьмет ее в жены. А после отправился на свой двор, и взял волокуши для перевозки камней, и одолжил у одного крестьянина лошадей, и вернулся очень радостный, потому что сумел достать и то и другое. К середине дня они вместе с саркофагом добрались до скальных гробниц; Мария, провожавшая в последний путь любимого, похлопала разгоряченных лошадей по крупам, погладила их. Иосиф сходил к тем людям, что работали на ближайшем поле, и попросил их помочь отвалить камень от входа в гробницу; они так и сделали. Потом затащили в гробницу саркофаг и вновь закрыли ее. Мария еще дала этим людям какие-то гроши, попросив принести немного известки и строительного раствора и заделать швы, чтобы больше никто не смог отвалить этот камень. Иосиф немного посидел на камне; а после хотел запрячь животных и тронуться в обратный путь. Но тут Мария хватает его за рукав и говорит: «Послушай, Иосиф... у нас впереди долгое путешествие... и лошадь нам наверняка пригодится, она повезет нашу утварь... В это время года повсюду зеленеет трава, корма хватает повсюду. Вот когда мы найдем место, где захотим жить, можно будет лошадь продать. Думаю, ты сумеешь выторговать одну лошадь за мой дом».