Павел II. В 3 книгах. Книга 3. Пригоршня власти - Евгений Витковский Страница 3

По сводке у противника — „небольшой тактический успех“. Почему у противника, а не у хваленой Красной Армии? Из сберкассы выдают по двести рублей в месяц. Букинисты книг не покупают. Мне тридцать один, скоро призовут, думаю. Даже к лучшему: мне полагается быть на фронте. Это он пусть сидит в метро на закрытой станции. Или он уже на Урале? Впрочем, могут ведь и меня найти. Могу ведь понадобиться. Мало ли какие повороты в судьбе страны возможны. Дядя Никита пропал, больше в живых никого нет. На мне все оборвется. Раня должна родить ребенка, хоть и еврейка, все равно будет наследник. Иначе на мне все оборвется, всему конец, сто лет впустую.

Двадцать пятого. Немцы сильно продвинулись. Очень плохая сводка. Видимо, скоро начнется война и на финской границе. Чего ждут? Нападали бы уж первые. Видимо, сил нет. Видимо, так. Видел возле Большого какие-то зенитные учения. Не поздно ли обучать…

Тридцать первого. Живем на вулкане. По радио опять разговоры: создан „комитет обороны“, Молотов и прочие, все те же. Денег нет. В скупочных громадные очереди, цены платят такие: грамм золота — 12 руб., тут же, кстати, продают его по 60 рублей на зубные коронки. Интересно, кто их себе сейчас вставляет. Грамм серебра — 30 коп. Серебряная столовая ложка идет за 5 руб., ровно столько стоит пачка папирос.

Получил повестку, пошел в военный комиссариат. Полистали мои документы. Почему-то оказался не нужен, велели ждать. Неужто что-нибудь нашли? Тогда будут держать живым, в заложниках. Рано или поздно все это должно было случиться. Восемьдесят лет узурпации, потом четверть века сплошной ошибки, должна когда-то и справедливость понадобиться. Чем еще можно сплотить русский народ, кроме необходимости встать на защиту царя и отечества? Сосчитал, сколько во мне русской крови. Во всяком случае, больше, чем в дедушке Петре Федоровиче, даже больше, чем в Елисавете Петровне, сестре бабушки Анны. Почему так долго забывали, что русским царям немножко русской крови нужно иметь?

Первого. О вчерашней тревоге в газетах ни слова. Видимо — настоящая. Говорят, перехватили немецкие бомбардировщики за двести километров. У нас изъяли радиоприемник. Начато изъятие телефонов. Скоро будет настоящая цивилизация. Так сказала Раня. Она держится молодцом и тоже хочет ребенка. Но не рассказывать же ей, для чего и почему она его родить обязана. Пусть девочку. Слишком велик шанс погибнуть. Кто бы ни родился — нужен наследник. Назову Софьей».

В этом месте Унион сделал паузу, чтобы представители прессы осознали какое это важное место. Но пауза длилась недолго, не ровен час, спросят, собирался ли покойный родитель назвать Софьей ребенка даже в том случае, если родится мальчик, и продолжал:

«Третьего. В семь утра говорил по радио Сталин. Волновался, дважды пил воду. Немцы, оказывается, бомбили Могилев и Смоленск. Раня плачет про свой родной Волковысск, а ведь почти его не помнит. В сводках уже бобруйское и борисовское направления. Граница империи насмарку. Неприятные заявления японских министров.

Четвертого. В „Правде“ — стишки Асеева. Умилен тем, что Сталин сказал „друзья мои“, призывает во имя этого сплотиться! Во имя этого! Холуй проклятый. Так в два счета от страны ничего не останется. Меня пока никто не ищет. Подоходный налог увеличен на двести процентов, но денег и так нет.

Десятого июля. Раня говорит, что, кажется, ждет ребенка. Боже, благослови! Баллоны заграждения на всех бульварах. Спасают Кремль, хоть это понимают. Из лавок исчез сахар.

Двадцать четвертого июля. Завтра ухожу на фронт. Как жаль, что Раня ошиблась. Может быть, в этом месяце повезет. Шанса может больше не выпасть. Разбомблены Спиридоновка, Поварская, разбомблен дом Грибоедова, осталась цела только мемориальная доска с его удивленным лицом. Всюду, даже в комиссариате, бардак. В четырнадцатом году такого не было. На что младшие родственники были недоумки, а и то такого бы не допустили…»

Негр все читал, мысли у Софьи мелькали привычные, она-то документ знала наизусть: где все-таки она еще слыхала про «дом Грибоедова»? Почему это ее мама, Рахиль Абрамовна, принадлежала к такой нации, которая не нравилась фюреру? Во всех газетах ясно наисано, Софья не помнила в каких, но где-то читала, что фюрер действовал в союзе с мировым сионизмом и вообще состоял у евреев на жаловании: они ему платили, чтобы он всех недовольных сионистской агитацией уничтожал. Что в этом неправдоподобного? А как точно назвал отец всех других Романовых — «недоумки»! Как точно: ну прямо братец Пашка!

Софья стала отвечать на вопросы. Да, безусловно считает наследницей, да, только себя и еще раз только себя. Да, всех потомков императора Николая Павловича — узурпаторами, он и сам никаким императором не был, проиграл войну в Крыму и отравился, сын его быдло всякое освободил, так его же и убили, внук его вообще алкаш был, насчет правнуков даже отвечать не будет, российскому престолу все это седьмая вода на киселе. Последнее выражение негр перевел с особым вкусом, он любил русские идиомы, находил в них элементы колдовства.

И никаких у нее чувств — ни кузенных, ни кузинных. Ну и что, что покойному Кириллу — пятиюродной кузиной? Тут Софью озарило: она гордо выпрямилась и заявила, что питает родственные чувства только к великому русскому народу, а дружеские — только к друзьям великого русского народа. С этого момента кое-кто из корреспондентов стал с пресс-конференции исчезать: эта фраза вполне годилась в качестве шапки-заголовка. Негр смягчал слова Софьи при переводе, но ее злобища буквально висела в воздухе и отбивала у возможной наследницы престола немало симпатизирующих. А тут еще кто-то вспомнил родную душу, лондонскую тетку Александру; тут мужчины в зале, особенно белые, совсем приувяли. Кажется, феминисток побаивались. Это вселило в Софью уверенность, и она повторила, что родственные чувства у нее только к русскому народу, а тетушка Александра наверняка их разделяет.

— Княгиня Александра пока что заявляла лишь о любви к русским женщинам и ждет их помощи в борьбе с мужчинами… Ваши комментарии? — подал голос кто-то.

Софья представила себе мерзкое мурло, муженька Виктора, потом ублюдка-братца Павла, других подонков и решительно ответила, что княгиня Александра совершенно права, что русские мужчины все, что могли, уже совершили, — потом вспомнила очаровательного восточного мальчика и добавила, что без русских мужчин можно обойтись и в делах государственных, и во всех прочих. В зале немедленно пошел шорох, число присутствующих убавилось еще раз. Софья так и не могла понять: есть в холле русские монархисты, или нет их вовсе, и понимают ли они всю пропасть, разделяющую гнилых дореволюционнных Романовых и настоящих, старших, которых она, Софья, возглавляет, и коих тетка Александра в Лондоне, похоже, является достойной представительницей. Софья осмотрела поредевшую аудиторию и с удовольствием констатировала, что женщин тут немало, хотя они и мужиковатые какие-то, Софья же во всех женщинах, кроме себя, ценила изящество.

Конечно, задали Софье вопрос о том, как именно собирается она возвратить себе законный престол предков. Претендентка без размышлений отвечала, что у нее есть точный и продуманный план, которым не настало еще время делиться с прессой. Это опять впечатлило, это должно было уйти в печать — и еще раз сократило число присутствующих на конференции. И вопросы о будущем России Софья без ответа не оставляла — ни секунды не колеблясь, заявила она, что отныне, начиная с ее, Софьиного правления, и до скончания веков, останется Россия неограниченной монархией без всяких глупых конституций, которые людям только голову мутят. Демократией кое-кто в зале тоже был сыт по горло слушателей убавилось еще раз. Представители солидных газет пытались дальше этого вопроса не идти, но тут монашествующий недоумок из «Оссерваторе Романо» поинтересовался, каковы перспективы на введение в России католичества, а потом другой недоумок из американской «Гей уорлд», на лацкане которого красовались изображение голого мужика в позе статуи Свободы, стал допытываться, чего именно может ждать в новой России представляемое им меньшинство, и пошло, и поехало, и посыпались вопросы о Ближнем Востоке и Крайнем Севере, о любимых звездах бейсбола и фаворитах скорпионьих бегов, о последнем «Мистере Антиное» и последней «Мисс Юнион», — и тут негр как-то сразу устал. Софья сослалась на сильную ограниченность во времени, и негр с ее благословения пресс-конференцию закрыл. Софья чувствовала себя как выжатый лимон, но корреспонденты этому лимону были явно благодарны за то, что из него вообще хоть что-то вытекло.