Джек на Луне - Татьяна Русуберг Страница 3

В обсерваторию мы в тот раз так и не попали. Конечно, мама потом сказала, что это я во всем виноват. В общем, отчасти оно, конечно, так. Но только отчасти. Потому что я же не специально! И вообще, не надо было человека доводить.

Пилить мать меня начала еще тем вечером. На следующий день вернулась от знакомых тетя Люся, и после школы они продолжили — уже в два смычка.

— Наркоман! — стонала ма, капая сердечное в чашку с котятами. — Где ты достаешь эту дрянь? И откуда у тебя на нее деньги?

— Раз уж тебе обязательно надо было обкуриться, — нехорошо блестела золотым зубом тетя Люся, — то почему в такой день? Ты же мне обещал! — и замахивалась поварешкой.

Я пытался уклониться от орудия женской мести и объяснял про соседа. Мне не верили и даже вещи перерыли — всю синюю спортивную сумку, в которую я покидал свое добро, когда мы среди ночи от Бо уматывали. Конечно, ничего не нашли. Что я, дятел, что ли, дурь дома хранить? Особенно после того, как Бо однажды спер у меня косяк.

— Нет, ты признайся, это сосед тебе продает? — наседала на меня тетя Люся, не забывая помешивать борщ. — Знаю я их, этих муслимов. Алкоголь не пьют, свинину не жрут, а как гашиш-анаша, это вам пожалуйста. Это он, чурка-паразит?

— Он не продает, — оправдывался я. — Он просто сам вчера курил. Это его ма унюхала, я тут ни при чем.

— Да, и в прошлый раз ты тоже был ни при чем, — мама, задыхаясь, привалилась к стене и закатила глаза. — И анализы, конечно, соврали. И шины герру Хольсту ты не прокалывал. Они сами лопнули. Все четыре сразу. И на капоте его машины ты не писал: "Расист". С двумя "С".

— С двумя — это не я, — устало объяснял я, косясь на испускающий облачка вкусного пара суп. — Уже сто раз вам это говорил. И вообще, я с тех пор — ни-ни. Только Хольст этот и правда расист, он к сестре Мемета и другим девчонкам цепляется, которые в платках.

— А тебе-то что? Ты разве в платке? — поучала тетя Люся, шаря в шкафу в поисках соли.

— Нет, но если бы я пришел в платке, то этот гомофоб точно бы…

— Люсь, у тебя валерьянка еще осталась? — простонала мама, щупая себе пульс. — Я не выдержу этого, точно не выдержу.

— Не все так плохо, Катюш, крепись, — повариха энергично затрясла солонкой над борщом. — Себастиан этот ведь ничего не заметил? Не заметил. Вас в Планетарий пригласил?

— В Обсерваторию, — поправила ма.

— Пригласил, — подытожила теть Люся, убавляя огонь под кастрюлей. — Значит, главное, чтоб твое чадо в субботу не напортачило. Слушай, а может, Женьку вообще с собой не брать?

— Ну как же не брать, — отмахнулась мама. — Это ведь ради него Себастиан все затеял. Приятное хотел обормоту сделать. А у моей бестолочи одно на уме…

Ну, в общем, как мне было не свалить при таком раскладе? Даже борща не поел, а я его жуть как люблю. Хорошо хоть дождь больше не шел, только лужи везде подсыхали. На улице — ни души. Ужин, дело святое. Только за приоткрытыми окнами первого этажа ложки-вилки брякают. Я закурил, чтобы приглушить голод, и поплелся к путям.

Каждый день я этой дорогой ходил в школу, чтобы срезать напрямик, через железку. Конечно, на той стороне специально для таких находчивых поставили высокий забор-сетку, но я наловчился через него лазить. Все лучше, чем крюк в пару километров, особенно когда у тебя даже велика нету. Сейчас, правда, в школу я не собирался. Свернул у путей влево и побрел вдоль промзоны.