Всем спокойной ночи - Дженнифер Вайнер Страница 29

— Кошмар, — повторил он.

Я кивнула и обвела взглядом гостиную, напоминавшую мою собственную. Китти превратила ее в теплое, чистое, уютное пространство, в котором хотелось существовать. Стены цвета капучино со сливками, кожаные диваны шоколадно-коричневого оттенка с цветовыми акцентами на сливочных столиках и плетеных корзинах для игрушек, книг, журналов. На полу восточный ковер в алых и золотых тонах, даже мой нетренированный взгляд безошибочно определил его как настоящий, а не то что магазинный массового производства, украшавший мой пол. На стенах большие картины в позолоченных рамах, морские пейзажи в примитивном стиле, солнце там всегда лимонно-желтое, море бирюзовое, а по пляжу, точно цветущие маки, разбросаны красные зонтики.

Филипп проследил за моим взглядом.

— Это рисовала мама Китти.

— Красивые.

— Кейп-Код. Она сама оттуда, — хрипло произнес он. — Мы возили туда девочек каждое лето на пару недель. Я не могу… — Голос у него прервался, и он моргнул. — Не могу… поверить…

Пока Филипп вытирал глаза, я постаралась сосредоточиться на фотографиях в крашеных деревянных рамках, стоящих на каминной полке. На одной из них Китти с девочками, они держали по куску дыни и улыбались. Присутствовала там и свадебная фотография, на ней Китти, прелестная и невозмутимая, смотрела из-под вуали, а рядом с ней сиял улыбкой Филипп.

Мой план заключался в следующем: притвориться, что Китти и я дружили. Убедить Филиппа, что Китти была со мной откровенна, может, тогда он разговорится.

— Мне всегда нравилась эта фотография, — прошептала я, указывая на камин и понимая, что, пока я рассматривала стены и картины, Филипп Кавано рассматривал меня.

А точнее, он уставился на мою грудь, обтянутую до безобразия маленьким свитером Джейни.

Я положила ногу на ногу, жалея, что на мне нет тренировочных штанов, как у Лайзы. Когда я подняла голову, влажный и пристальный взгляд Филиппа переместился ниже, на мои бедра. Челюсть у него отвисла, и он засопел. Фи!

Филипп не выглядел отвратительно. Все было на месте: голубовато-серые глаза, серебристые светлые волосы, тяжелые скулы, узкие бедра и широкие плечи. Но все вместе было каким-то мягким, чуточку расфокусированным, слегка расплывчатым по контуру. Наверное, он провел свою жизнь, постоянно слыша: «О, да ты выглядишь, как Роберт Редфорд». Однако при более близком рассмотрении это сходство исчезало. Он выглядел как младший, не слишком умный троюродный брат Роберта Редфорда, который, выпив слишком много коктейлей на дне рождения дедушки, полагает, что верх веселья — это засунуть кубик льда за воротник платья дамы во время танца.

Могла ли я вообразить его пристающим к няне в машине по дороге домой? Запросто. Могла ли я вообразить, как он шепчет в нянино ушко: «Если бы Китти не было, мы могли бы быть вместе» и потом спрашивает, не знает ли она кого-нибудь, у кого есть свободное время и нет моральных устоев? Но чего я никак не могла понять — почему женщина, такая умная и сдержанная, очаровательная, как Китти, вышла замуж за Филиппа.

Он шумно откашлялся, а я решила применить другую тактику — удариться во флирт. Я облизала губы и постаралась припомнить, как это — выглядеть соблазнительной для мужчины, который не видел тебя потной, распластанной на столе и извергающей ругань, стараясь вытолкнуть из себя младенца весом в три с половиной килограмма. Приблизительно похоже на то, как если бы последние пять лет питаться размороженными рыбными палочками и вдруг решить приготовить лососину в фольге.

— Что-нибудь слышно из полиции? — спросила я мягким, завлекательным тоном.

Филипп покачал головой.

— Когда я была в полиции, — я поправила брюки, поиграла с локоном и опустила и без того низкий голос на пол-октавы, — то случайно услышала, как вы сказали, что это ваша вина.

— «Контент», — прокаркал он. — Этой колумнистке, с которой работала Китти, присылали угрожающие e-mail… обещали убить. Есть ведь неуравновешенные люди. Психи. — Он потряс головой. — Она говорила, ее никто не знает. Писатель… призрак. Никто не знал. — Слезы потекли по щетинистым щекам. — Ей нравилось. Нравилось… летать вне видимости радара. Быть… невидимой… Но я думаю… — Он потер лицо руками, комната наполнилась скрежещущим звуком наждачной бумаги. — А потом кто-то узнал правду.

Именно это я ожидала услышать от него, если он хотел отвести от себя подозрения — мои или полиции.

— Кто же?

Филипп уставился на меня, открыв рот. Наклонившись вперед и тронув его за руку, я сделала еще одну попытку.

— Был ли кто-нибудь, кто беспокоил ее, звонил ей домой, приходил сюда раньше?

Он покачал головой.

— Это я виноват, — пробормотал он. — Я должен был… настоять.

Я вытащила из кармана салфетку из «Старбакса» и протянула ему. Филипп медленно свернул салфетку и вытер глаза.

— Мне очень жаль, — произнесла я. — Сожалею о вашей потере.

Я хотела задать ему вопросы: «Что ваша жена делала в Нью-Йорке? Ездила она туда по рабочим делам или по каким-то иным? Был ли у Китти любовник? Трахали ли вы няню?»

Вместо этого я наклонилась вперед, одернула свитер, еще сильнее натянув на груди и без того облегающую ткань, и произнесла:

— Где вы впервые встретились с Китти?

— В офисе. Она вошла…

Глаза его наполнялись слезами, даже пока были зафиксированы на моем бюсте.

— Она была такая… Живая. Ей все было интересно. Она задавала вопросы, смотрела по сторонам.

«Задавала вопросы, смотрела по сторонам», — запомнила я.

— Я любил ее, — вздохнул он.

— Мне очень жаль, — сказала я, поднимаясь и вспоминая слова Лайзы. — Мне пора домой. — Я вытерла руки о брюки. — Когда я была у вас в начале месяца, мы с Китти поднялись наверх, и мне кажется, я обронила сережку в ванной комнате. Вы позволите мне посмотреть там?

Филипп пожал плечами и кивнул. Я поблагодарила и степенным шагом вернулась в прихожую. Дыша быстро и часто, взлетела наверх, на цыпочках прокралась мимо туалетной комнаты и осторожно открыла дверь в хозяйскую спальню.

Лимонно-желтые стены, белое кружевное покрывало, десятка два декоративных подушечек в изголовье, которые требуется каждый вечер убирать, когда застилаешь постель. И каждое утро раскладывать заново. Я прокралась через всю комнату к туалетному столику, думая, что вкус у Китти был много лучше моего, к тому же она была и аккуратнее.

На столике тяжелое зеркало в кованой нарядной раме, под столиком на зеркальном подносе множество хрустальных флаконов с духами, а перед столиком — маленькое изогнутое креслице с мягким бархатным сиденьем. Расческа и щетка для волос в рядок с пудреницей и кистью, с плетеной коробочкой для косметических салфеток и розовой прозрачной заколкой, судя по виду — принадлежавшей одной из ее дочерей.

Ноутбука там не было. Вероятно, полиция конфисковала его. На комоде стояли фотографии в золоченых рамках. Я увидела Китти и Филиппа в свадебных нарядах, улыбавшихся друг другу; Китти в больничной рубахе, с пластиковым браслетом на руке, ликующей улыбкой на губах и двумя крошечными, запеленатыми младенцами на руках; и снова Китти с дочерьми на ежегодной ярмарке выпечки в нашей «Красной тачке» — каждая гордо держит кусок пирога.