Курс любви - Ален де Боттон Страница 29

Возможно, мы не желаем оказаться низложенными до роли просителя или сжигать драгоценный эмоциональный капитал во имя некоего фетиша. Возможно, мы предпочитаем не доверяться фантазиям, которые, как нам известно, способны выставить нас нелепыми или испорченными в глазах тех, для кого во всем остальном мы сохраняем сбалансированность и авторитет, как того требуют ежедневные переговоры и разрешение безвыходных ситуаций супружеской жизни. Вместо этого мы вполне способны прийти к выводу, что куда безопаснее подумать о ком-то совершенно незнакомом.

Неделей раньше днем Кирстен как-то оказалась дома одна. Она наверху в спальне. По телевизору идет передача о североморском рыболовном флоте, стоянка которого на северо-западе, в поселке Кинлохберви ^[32]. Мы знакомимся с рыбаками, слышим, как они используют новые гидролокаторы, и узнаем о тревожном падении популяции рыбы. По крайней мере, еще полно вокруг сельди, да и с треской в этом году тоже неплохо. Рыбак по имени Клайд – капитан на судне под названием «Лох-Даван». Каждую неделю он отправляется в открытое море, зачастую решаясь дойти до самой Исландии или крайней точки Гренландии. Он грубоват и надменен, резкая линия подбородка и сердитый нетерпеливый взгляд. Дети не вернутся от друзей еще по меньшей мере час, но Кирстен тем не менее встает с кровати и плотно закрывает дверь спальни, прежде чем снять брюки и вновь улечься на кровать. Сейчас она на «Лох-Даван», помещена в узкую каюту рядом с мостиком. Дует злой ветер, раскачивая судно, как игрушку, но сквозь его рев она различает стук в дверь каюты. Это Клайд: должно быть, случилось что-то на мостике. Но, оказывается, дело в другом. Он срывает с нее штормовку и, не говоря ни слова, припирает к стенке каюты. Щетина его бороды жжет ей кожу. Он (важно иметь это в виду) едва грамотен, чрезвычайно груб, почти допотопен и совершенно бесполезен для нее, как и она для него. В мыслях секс воспринимается грубым, упорным, бессмысленным – и куда более волнующим, нежели вечерняя любовная утеха с тем, к кому она хранит глубокую любовь.

Лейтмотив того, что в мастурбационных фантазиях любимый уходит на второй план, уступая случайному незнакомцу, это логическая составляющая романтической идеологии. Однако на практике, возможно, требуется именно бесстрастное разделение любви и секса для коррекции и облегчения бремени интимных отношений. Незнакомца мы осознанно используем в своих целях, а значит, пренебрегаем его возможными обидами, эмоциональной уязвимостью и любыми другими обязательствами, которые у нас в действительности могут быть перед партнером, о котором мы привыкли постоянно тревожиться. Мы вольны быть как угодно эксцентричны и эгоистичны безо всякого страха перед осуждением или последствиями. Все эмоции чудесным образом загнаны в угол, нет ни малейшего желания быть понятыми, а потому еще и никакого риска быть непонятыми и, следовательно, испытать горечь или разочарование. Мы вольны наконец ощущать желание, и нам не нужно при этом тащить с собою в постель всю остальную нашу изнуряюще запутанную жизнь.

Кирстен не одинока в предпочтении отделить кое-какие крохи своей сексуальности от остальной жизни. Рабих постоянно делает то же самое. Ныне ночью, проверяя, спит ли жена, он шепчет ее имя и надеется, что та не ответит. Потом, удостоверившись в безопасности, уходит на цыпочках, теша себя мыслью, что мог бы – все же – стать хорошим убийцей, спускается по лестнице, минует комнаты детей (видит, как его сын свернулся калачиком в обнимку с Джеффри, своим любимым медвежонком) и направляется в небольшое подсобное помещение рядом с кухней, где прокладывает курс в любимые уголки Интернета. Уже почти полночь. Тут тоже все намного проще, чем с супругой. Никакой нужды гадать, в настроении ли другое лицо: просто тычешь пальцем в имя, где надо, в Интернете и исходишь из того, что на другом конце провода все уже готовы потешиться. Ему также незачем беспокоиться – в этой среде – о собственной нормальности. Там он не тот человек в его физической оболочке, которому завтра предстоит тренировочная пробежка, потом – беседы на работе, а позже – быть хозяином на ужине с несколькими адвокатами, воспитательницей детского сада и своей женой. Тут незачем быть добрым к другим или заботиться о них. Ему незачем даже принадлежать к своему полу. Можно попробовать, каково оно быть стеснительной и поразительно доверчивой лесбиянкой из Глазго, делающей первые робкие шаги навстречу сексуальному пробуждению. А потом, когда дело сделано, можно отключить компьютер и вернуть себе то самое обличие, под которым так много людей: его дети, его супруга, его коллеги – уверены, что находится он.

Под одним углом зрения может показаться жалким предаваться состряпанным фантазиям – вместо того чтобы постараться построить жизнь, в которой мечтания способны надежно претворяться в действительность. Однако зачастую фантазии – это лучшее, что мы можем извлечь из наших многочисленных и противоречивых желаний: они позволяют нам обитать в одной фантазии, не разрушая при этом остальных. Фантазирование оберегает тех, кто нам дорог, от полной безответственности и устрашающей странности наших порывов. Это на свой собственный лад достижение, символ цивилизации – а еще и акт доброты.

Воображаемые случаи на траулере и в Интернете не показатель того, что Рабих с Кирстен перестали любить друг друга. Это признаки того, что супруги настолько вовлечены в жизнь друг друга, что порой у них не остается внутренней свободы предаваться утехам любви без чувства неловкости или сдерживающего чувства ответственности.