Ты была совсем другой - Майя Кучерская Страница 29

Окончательно стемнело, от огней в воде потекли красные, зеленые, сиреневые дорожки. Мы плывем дальше, стеклянная дверь скрипит, вылезает – судя по тяжкой поступи – Глазков! Этого еще не хватало, тихо перемещаюсь на нос, тут лавочки, но они все мокрые, только под навесом ничего, сажусь на единственную сухую, вжимаюсь. Этот останавливается где-то там, аккуратно оборачиваюсь – встал, курит. По тому, как тяжело он налег на борт, по тихому бормотанью, ясно: он уже хорош, увидит меня – вряд ли узнает. Ты выпить хотел, поэтому торопился? Не дал мне еще ответить?

На стенке рубки какая-то квадратная белая тряпочка, вглядываюсь – это мокрое объявление: «Требуются экскурсоводы для теплоходных экскурсий со знанием английского языка». А что, почему бы нет? Расскажу не хуже враля в черном берете.

Боковым зрением вижу: бычок чертит оранжевую дугу – значит, покурил, только бы не пошел сюда, ступай, ступай лучше обратно, заговариваю я его. Хотя даже если сюда – встану, обойду с другой стороны, теплоход в этом смысле удобно устроен, хорошо играть в прятки. Но он не идет. Стоит перед белой дверью с ярко-черными буквами наверху WC. Рядом еще одна бежевая светлая дверь, обитая ДСП. Я ее видела, когда шла мимо: на ней красная табличка с белой, недавно явно подновленной масляной краской надписью: «только для персонала».

Глазков поворачивается в мою сторону – только не это, откидываюсь назад и тут же слышу хлопок двери – куда-то он все-таки вошел. Спешно возвращаюсь назад, скорей-скорей вниз, и натыкаюсь на Оксану, она идет по палубе к тем же дверям. Там занято! Хочу сказать ей, но молчу. Или она не туда, а в дверь для персонала? Что там вообще? Каюта? С кроватью? Ха. Да не тайное ли свидание им предстоит, Оксана-то, видать, не только официантка и контролер, она на все руки здесь… Слышу, как дверь хлопает и за Оксаной. Какая из двух? Та самая – для персонала.

Чужой разврат зажигает мне кровь. А главное, простота его! Все же в курсе, и бритый, и невидимый капитан теплохода, который сидит в рубке и управляет судном. В курсе и в доле. Ни сомнений, ни проблем, ни неприятных сцен вроде той, что была у меня в воскресенье с неразговорчивым Томом, так он представился, пухлый и наглый, из Тиндера, он был вырван только оттого, что сидел в том же Макдаке, только на втором этаже. Типа судьба, ага.

Вадим Григорич! Ты пришел развлечься, да? Немного расслабиться, верно? Действительно, почему б не выпить после долгого рабочего дня, соленым хрустким огурчиком не закусить, заесть Ксюшей, до этого сожрав Полину – вот почему нет? Несколько мгновений я испытываю злой торжествующий кайф: теперь я знаю твою тайну, ублюдок, твою постыдную тайну, господин профессор! Но почти сразу же мне становится тошно.

По залу ходит голубоглазый, подменяет Оксану – ей, понятно, сейчас не до того. Подзываю его и заказываю «Арарат», 50 граммов.

– Вы здесь работаете? – гляжу на него с любопытством. – На постоянной?

– Да, моторист. Ну, и все, что понадобится… – говорит он и наливает коньяк в пластмассовый стаканчик.

О, в каком смысле? – думаю я, но вслух продолжаю светскую беседу.

– И сколько будете еще плавать? Пока не замерзнет?

– Последнее время почти и не замерзает. До декабря точно. Может, и всю зиму.

– От чего это зависит?

– Не от нас, – жмет он плечами и смотрит мимо.

Ему уже скучно и в лом продолжать эту бессмысленную беседу. Ну и катись!

Тем не менее я произношу напоследок:

– Вы – Николай?

Он смотрит подозрительно, но потом только удивленно, совсем как маленький.

– Да. Похож?

– Очень, – киваю я и отворачиваюсь, разговор окончен пока, довольно, и он уходит, явно смятенный. Большего мне не надо. Он не спрашивает, как я угадала, а я просто слышала, ха! как Оксана назвала его там, наверху, когда мы заходили, «Коль».

Теплоход разворачивается и плывет назад. Прогулка перевалила за середину и начинает стремительно таять – мне жаль.

Иностранный лепет слышится сбоку, седовласый экскурсовод притомился и дает подопечным поболтать друг с другом. Церкви освещены изнутри, как резные шкатулки, лучатся тайной и волшебством – там идут службы? Старинные желтые особнячки смотрятся так тепло и по-человечески на фоне слишком высоких современных зданий. Надо все-таки вытащить сюда маму, показать ей Москву.

– Пореченко́в – произносит блондинка за моей спиной, – будет играть.

Похоже, следующим номером у компании – снова театр…

Наверху открывается дверь, я снова отворачиваюсь понадежней, к иллюминатору, лестница над моей головой так и скрипит, шаг тяжел – типичный Глазков, спускается вниз. Только что-то быстро. Неужели все успели? За 10 минут! Вслед спархивает Оксана, на нее я гляжу открыто, ищу в ее лице отголоски разгула и не нахожу. Вот что значит опыт. И ни капли не смущена. Окидывает хозяйским глазом пассажиров – все в норме: норвежка фотографирует ночную Москву, испанец допивает спрайт из прозрачной стеклянной бутылочки, дамы-пенсионерки расслабились и наконец заговорили друг с другом, кудрявая что-то оживленно рассказывает, железная ей внимает, незаметно поглядывая вокруг, малец задремал на плече у мамы, даже эта шумная примолкла, мужик их пока отсутствует, видно, пошел наверх справить нужду. Глазков опять сидит спиной и доливает себе остатки из графина. Близится исход.

Что-то слишком быстро они вернулись. Но я слабо представляю себе, сколько длится любовное свидание? Всегда думала, долго, но возможно, нет? А может, и не было никакого свидания? Глазков в одну комнатку, Оксана в другую… Что за дикие фантазии у вас, девушка, во влажный вечер 26 октября две тысячи …надцатого года?

Вот и пристань – теплоход мчится к ней резко наискосок, киоск стоит темный, закрыт, тетка пошла домой, довязывать малиновую шапочку. Все встают и тянутся к выходу.

Я тоже поднимаюсь и, наконец, решаюсь, гляжу на Глазкова в упор. Он стоит, спиной ко мне, и медленно надевает пальто. Никак не попадет в рукав. Ни с пятого раза, ни с восьмого. Все уже на палубе, одна я наблюдаю его мучения. Ноги сами идут к нему, да подумаешь – не жалко, помогу старому профессору одеться. Подхожу ближе, натягиваю ему на руку рукав, он оглядывается, смотрит.

Это не Глазков.

Похож, но не он! Усы, очки, но впереди залысины, каких у Глазкова нет, у того дурацкая челочка. Это не Глазков! У настоящего нос курносый, короткий, у этого – помясистей. Да и весь он шире, крепче – теперь я вижу это отчетливо. Как я могла так ошибиться? Да и с какой стати профессор пошел бы кататься на кораблике? Как умудрилась я за всю прогулку не поглядеть на него внимательнее – только пряталась, опускала глаза. А это – явно командировочный. Приехал развлечься. Пиджак, белая рубашка. А Глазков был сегодня тоже в пиджаке, но не в рубашке – в водолазке! Темно-синей, я еще обратила внимание на чуть замявшийся под шеей ее воротник.

Когда, в какой момент я сбилась, ошиблась, обозналась, сдурев? Да сразу же, когда он бежал по пристани, вот когда! С этим дурацким портфелем на ремне, в очках, с сигаретой – а что у Глазкова сумка, сумка! которую я сегодня тоже видела на нем, я в тот момент забыла.