Третий прыжок кенгуру (сборник) - Вл. Николаев Страница 29

Правда, иной раз обстоятельства складывались так, что с ними вынужден был считаться и властный Кавалергардов. Тогда он круто менял линию своего поведения и свои планы, сам себе отдавал категорическое приказание – надо! – и перестраивался с тем, чтобы снова оказаться на гребне событий, снова стать хозяином положения. Но сейчас необходимости в этом не было – случай мелкий, вроде занозы. Просто требовалось чуть-чуть потерпеть. «Что ж, потерпим, – смиренно сказал себе Илларион Варсанофьевич и добавил: – Но запомним».

Усаживаясь не очень далеко, но и не слишком близко от председательствующего, на всякий случай соблюдая приличествующую дистанцию, Кавалергардов как бы невзначай положил на соседний стул папку. Делал он это не без умысла – вкатится Большеухов с опозданием, вот ему и место. Как ни говори, а редактор Большеухов человек весьма информированный и влиятельный. И хотя Илларион Варсанофьевич с ним вроде бы и на равной ноге, но хорошо знал, как неожиданен его друг, далеко не всегда покладист. Иной раз – само радушие, душа нараспашку, а другой – не подступись, наглухо застегнут, непроницаем. Такого, как говорится, и на козе не объедешь, – подумаешь, с какой стороны зайти, как подступиться. А Большеухов нужен, ох нужен.

Опоздав минут на семь – непросительно, конечно, если учесть, кто председательствует, – Большеухов извинился, смущенно потоптался, отыскивая глазами свободное местечко. И тут ему махнул рукой Кавалергардов, указав на стул рядом с собой. Большеухов потянулся, пожал Иллариону Варсанофьевичу локоть в знак приветствия, тот в ответ лишь покосился и едва заметно мотнул головой. Заседание важное, деловое, тут не до церемоний, да и ни к чему, еще может догадаться, что к нему с просьбой подступаться будут. Просить тоже надо уметь. Лучше всего неожиданно и как бы между делом, не придавая слишком большого значения просьбе, виду не подавая, что тебе это очень нужно. Так, ерундовенькая просьбица, отказать в которой неловко и выполнить вроде большого труда не составит. В этом случае все пройдет легче, все как-то проще, будто это и не услуга, а всего лишь дружеский жест, добровольный и нисколько не обременительный.

Когда заседание кончилось, Большеухов взял Кавалергардова под локоток и начал выспрашивать, что говорилось до его прихода. Так они и вышли под руку, будто самые закадычные друзья. Они и в самом деле были друзья, но не закадычные, домами не знались. А в общих компаниях бывали, и довольно часто. Словом, отношения сложились такие, что они в благоприятный момент могли сделаться горячо враждебными. Пока это были приятные, приятельские отношения.

Сведения, которые сообщал при выходе Кавалергардов, следовало редакторам принять во внимание. Их даже требовалось хорошенько обмозговать, наметить на основе их конкретные меры. Большеухов был признателен Иллариону Варсанофьевичу и настолько расположился к нему в данный момент, что предложил:

– А не худо бы и чревоугодию предаться, к примеру, отобедать на пару, а?

Кавалергардов понимал, что дело не в обеде, – обедать редактору есть где. Видимо, ему надо было о чем-то переговорить, что-то проверить, уточнить. Не будет Большеухов попусту время растрачивать.

Ну что ж, это и ему, Кавалергардову, на руку. Это даже очень хорошо, когда желания совпадают, когда, как говорится, на ловца и зверь бежит.

Малое время спустя они оказались за уединенным столиком в приличном ресторане, где всегда можно поесть с удовольствием, где их к тому же знали и обслуживали радушно. А поесть оба любили, толк в еде понимали и хорошее обхождение ценили. За хорошей едой да за доброй чаркой и разговор идет свободный, легкий.

Ладком поговорили обо всем два редактора, два приятеля, и получилось в данном случае прямо по пословице: ум хорошо, а два лучше. Оба выложили друг другу дельные соображения, по-приятельски поделились добытой каждым в отдельности информацией. В наше время, когда каждый отлично понимает, что информация – родная мать интуиции, таким вещам цена высокая. Куда как удался обед.

И потом уже, когда деловой разговор был исчерпан, Илларион Варсанофьевич вроде бы лишь для того, чтобы заполнить образовавшуюся паузу, ввернулся насчет только что открытого редкостного таланта. О гениальности Востроносова на этот раз Кавалергардов решил умолчать. Но и на то, что сказал только что Илларион Варсанофьевич, Большеухов, находясь в отличнейшем расположении духа, живо откликнулся:

– Меня и уговаривать не надо, – ответил он Кавалергардову, – я всей душой за молодежь, ты же это знаешь. Хочешь, Иллариончик, я сам напишу о твоем, как его?

– Востороносов, – подсказал Кавалергардов.

– О Во-востроносове. Ты только мне его рукопись подкинь. И не мешкай, друже.

«Вызнал, – догадался Илларион Варсанофьевич, – и про гения знает, и про машину. Ничего мимо Большеухова не проскочит, не ухо, а локатор».

И уже когда прощались, Большеухов еще раз напомнил:

– Так ты этого, как его там, Остроносова, что ли, поживее подкинь.

«Прознал», – повторил про себя еще раз Кавалергардов и пообещал:

– Непременно, сегодня же!

В редакции «Восхода» Иллариона Варсанофьевича уже ждал критик Завалишвили. Он не терял времени зря, дожидаясь редактора, напропалую любезничал с Лилечкой, умоляя ее о свидании.

Кавалергардов отвлек его от этого занятия, сразу же пригласил в кабинет.

– Срочно нужна статья, – пояснил он без обиняков и подходов цель вызова. С этими словами отпер стол, вынул гранки повести «Наше время» и положил перед Завалишвили. На всякий случай спросил: – Слыхал поди?

– Слухом земля полнится, – ответил критик.

– Вот и хорошо. Меньше объяснять придется. Читать будешь здесь. Статья должна быть развернутая. С редакцией еженедельника я договорился, дают разворот. Дело за тобой. За движением статьи прослежу сам. Так что не пропадет ваш скорбный труд.

– Это само собой. Но, Илларион Варсанофьевич, сборничек моих критических статей что-то застрял, так вы уж на редсовете замолвите словцо.

– Считай, что сделано.

Критик углубился в чтение, а Кавалергардов извлек машинописный экземпляр повести, сам вложил его в большой конверт, сам написал адрес редакции, собственной рукой начертал «Евстигнею Карповичу Большеухову», поставил под ним в скобках «лично», пометил «срочно» и передал Лилечке для немедленной отправки с курьером.

Потом заглянул к первому заму, обрадовал его сообщением, что тому вскорости предстоит дальняя дорога, намекнув на заграничную командировку. В коридоре Кавалергардов перехватил Чайникова и спросил, нет ли новых сведений о Востроносове. Аскольд с сожалением пожал плечами, доложив, что на отправленную телеграмму пока ни ответа, ни привета. Справился Илларион Варсанофьевич и насчет умной машины, заметив в шутку, не открыла ли она, случаем, еще гения?

– Гения не открыла, не каждый век гении рождаются, – ответил Чайников, – но что-то подобрела. За последнюю неделю, только за неделю, три талантливых рукописи обнаружила.