Сладкая горечь слез - Нафиса Хаджи Страница 29

— Нет, спасибо. Я… мне пора.

— Анжела, точно все нормально? — нахмурилась Дина. — Ты выглядишь… расстроенной. Что-то произошло?

Что я могла сказать? Я сгорала от стыда. Она была так добра ко мне — эта женщина с ее странной неправильной верой. А мне недостает всего, что требует моя вера. Я занималась сексом с ее сыном, который младше меня и все еще учится в школе. Я ношу его ребенка. Мой дед умер. Нет таких слов, чтобы выразить все, что я чувствовала. Наверняка я знала только одно — нужно возвращаться домой. Папа и Конни с их кровожадно-смертоносными планами аборта; Дина с ее чужими богами и странными молитвами — все эти люди мне чужие, они не вписываются в мой мир. Я должна найти путь обратно, вернуться. Начисто стереть все с доски и начать заново.

— Все хорошо, — твердо проговорила я. — Спасибо. — И, уже выбегая на улицу, бросила через плечо: — Пока.

Я влетела в отцовский дом, схватила сумку, начала заталкивать туда свои вещи. Я рыдала вслух, не заметив, что в доме кто-то есть.

Шаги. Невнятное бормотание.

— Ты в порядке?

Джейк. Джейк Марч, мастер на все руки. Унять слезы я все равно не могла, поэтому заорала во весь голос:

— Нет! Нет, я не в порядке! Мой дед умер. Мне нужно сваливать отсюда! Я должна вернуться домой! Но я не могу! Я беременна! У меня будет ребенок! И мне некуда идти!

Джейк тихо вошел в комнату и обнял меня — гораздо более ловким и привычным движением, чем это делал мой отец.

Домой я вернулась замужней женщиной. Объятия, поцелуи, суета. Когда мы наконец остались наедине, мама, все еще не пришедшая в себя от потрясения, осторожно начала:

— Энджи, я говорила с твоим отцом. Этот ребенок, он не от Джейка.

Фраза прозвучала совсем не вопросительно, и я не стала отвечать.

— Ты вышла за простого работягу, Энджи. И он гораздо старше тебя, — продолжала мама. Она его почти не видела, но уже невзлюбила, это очевидно. — Ты сказала ему правду?

— Он знает.

— А Что ты скажешь ребенку когда он вырастет?

— Мне не нужно будет ничего говорить. У ребенка будет отец, и ему — или ей — не придется ни о чем спрашивать.

— А настоящий отец? Кто он, Энджи? Тебе не кажется, что он имеет право знать?

— Никто. Никого нет, кроме Джейка, — отрезала я, и, произнося это, желая этого, стремясь к этому и прожив жизнь именно так, я превратила слова в реальность. По крайней мере, до того момента, как пришла Джо со своим вопросом о цвете глаз, — вот этого я не учла, никогда об этом не задумывалась, хотя закончила школу и даже получила диплом колледжа.

Когда дети появились на свет — Джо выбралась первой, крупная и крепкая; Крис на полчаса позже, такой крошечный, что врачи беспокоились, выживет ли; даже в младенчестве он был хрупким, но волевым, — Джейк был рядом, молился и держал меня за руку.

Мы оба боготворили своих детей. Джо, сильная и ловкая, но осторожная и осмотрительная, начала ходить только в пятнадцать месяцев. Но зато она ни разу не упала. Не то что Крис, слабенький и уязвимый. Он всегда первым цеплял любую инфекцию, болел тяжелее остальных, выздоравливал последним, а встал и пошел уже в девять месяцев, еще не чувствуя равновесия, бесконечно падая и поднимаясь, не понимая, как сделать следующий шаг. Собственную физическую слабость, с которой вошел в этот мир, он сумел преодолеть исключительно благодаря несгибаемой воле и уже в школе стал футбольной звездой.

А вот говорить — совсем другое дело. Джо начала общаться даже прежде, чем у нее появились слова для этого, — лепетала звуки, похожие на вопросы. Показывала на предметы, смотрела на меня и произносила «А?» с откровенно вопросительной интонацией, давая понять, что она хочет знать название предмета. Всех предметов. Сказать она пока ничего не могла, но требовала, чтоб я называла — животных, людей, цвета, числа. Она напоминала мне Хелен Келлер в старом фильме «Сотворившая чудо», где Хелен в конце концов догадывается, чему Энн Бэнкрофт пытается ее научить, — что знак «вода» означает именно воду. Она там хватает Энн Бэнкрофт за руку и показывает на окружающие предметы, чтобы учить слова. Вот так и Джо. К двум годам она уже не просто говорила фразами — она говорила целыми абзацами. Весь день напролет. Мне, с моим менее-чем-терпеливым нравом, порой с трудом удавалось сдержаться и не рявкнуть на нее, чтоб заткнулась. Она никому не давала слова вставить! Я даже шутила, — что моим бедным ушам нужен холод на ночь, чтобы унять зуд от болтовни Джо.

Единственный, кто никогда не уставал от лепета Джо, это ее отец. Удивительно, ведь сам он не слишком разговорчив; вполне можно предположить, что и чужой треп терпеть не станет. Но стоило Джо научиться говорить, как Джейк буквально воскрес. Как отец и как муж. Ее голосок сгладил всю неловкость между нами. Она назвала Джейка папой, и наш брак обрел реальность. Он слушал ее бесконечные монологи, одобрительно кивая. И это рассеяло последние мои сомнения.

Даже мама, не поднимавшая опасной темы с того дня, как Джейк появился в доме, потеплела к нему. Как-то мы с Джейком вместе меняли детям подгузники — работали как одна команда, успокаивая близнецов и улыбаясь несмотря на то, что те вопили во всю мощь легких. Мы не заметили, что вошла мама и ласково наблюдала, как мы все вчетвером валяемся в обнимку на диване. Неожиданно — для нас — она произнесла:

— Цени такие моменты, Энджи. Не принимай их равнодушно, как должное. Детишки-то и не вспомнят ничего, когда вырастут. Да им и не положено. Их дело — расти, взрослеть и строить собственную жизнь. А ваше дело — помнить.

Я прикусила язык, не став припоминать, как она ворчала на меня за неблагодарность.

Отношения у нас с мамой никогда не были простыми, некоторых тем мы не касались, особенно после моего побега. Я говорила себе, что буду совсем другой матерью, и это еще больше увеличивало разрыв между нами. У моих детей был отец — добрый христианин, заботливый глава дома, который мы вместе создавали; он ненавязчиво руководил нашей жизнью, как и положено мужчине. А я старалась быть доброй женой, относилась к нему с таким уважением, которое не могла и заподозрить в себе в момент нашей встречи. Мы впервые остались по-настоящему вдвоем, как муж и жена, только сейчас — если не считать тех нескольких недель, когда дети работали в Африке. Но это не в счет, они ведь вернулись. Кто знает, чем сейчас все закончится?

Звонок в дверь. Это мама — как всегда, неожиданно, прямо из аэропорта, неизвестно откуда на этот раз.

— Он уехал? — Она слегка задыхалась, как после бега.

— В учебный лагерь. Звонил, сказал, что все нормально. (Голос Криса по телефону звучал как чужой.) Как будто по бумажке читал. Как робот.

Мама кивнула. Она прекрасно понимала, о чем я. Уже проходила через это раньше, с человеком, который был моим отцом. Но когда дело касается твоего ребенка — это совсем не то же самое.

— А что Джо?