Память золотой рыбки - Моник Швиттер Страница 29

* * *

Вечером накануне крещения у Инес взорвалась пароварка. Она не могла себе объяснить, как это могло случиться. Позже Марк утверждал, что Инес неправильно закрыла крышку, в своем репертуаре, «нетерпеливо дергала, и крышку перекосило». А может, клапан был сломан, нет, скорее всего, «он полностью забился грязью и прилип». Инес этого не знала и знать не хотела. Но что она поняла, притом внезапно, так это то, что ее жизнь не удалась, она была такой же никчемной, неприглядной и жалкой, как красная капуста на кухонном потолке. Чем дольше Инес смотрела наверх, на то, что осталось от вознесения капусты, тем яснее она видела свою собственную жизнь, висящую темно-красными ошметками, так что в какой-то момент она не устояла перед давлением сверху и опустилась на пол.

Странно, такого с ней раньше не случалось. К тому же она занималась профилактикой, старалась изо дня в день разглядеть в своей повседневной жизни смысл. Инес-художнице это давалось легче, чем Инес-учительнице, которой она, к сожалению, тоже была. Инес работала учительницей на полную ставку, и та по времени побеждала художницу, но она поклялась себе, что это не повредит ее творческой силе. Да, с другими людьми такие кризисы случались, потому что они годами и десятилетиями считали, что самореализации в финансовой и семейной сферах хватит, чтобы жизнь была счастливой и полноценной, наполненной смыслом. С другими людьми случались такие кризисы, но не с Инес, не с Крепышкой, как она подписывала некоторые свои фотоколлажи; ведь она была способна лопнуть от смеха, но также и от любви, гордости, радости или благодарности. Инес, Чудо Чудное, как ее называл муж, потому что ему совсем не нравилось «Крепышка» и пришлось предложить что-то получше, что она потом, однако, забраковала. «Нет, останусь Крепышкой», — заявила Инес после многочасового размышления в своей комнатке, которая примыкала к кухне и раньше служила кладовой, пока Инес не убрала всю еду и не поставила туда стул. С тех пор она садилась на этот стул, чтобы поразмышлять. Этим она занялась и теперь, как только нашла в себе силы оторвать взгляд от потолка и встать с пола. Она сделала три шага до кладовки, рывком открыла дверь, бросилась на стул и так же быстро закрыла дверь за собой. Она не торопилась включать свет. Она закрыла глаза, как будто темнота внутри кладовки была слишком светлой для того, что она задумала, и напряженно попыталась вспомнить. Она пыталась вспомнить свои ощущения от жизни до взрыва пароварки. Но в ней ничего не шевельнулось. Ничего не изменил даже свет, который она все же включила спустя долгое время. Она и дальше брела на ощупь в темноте забвения. Все просто исчезло. Не ее прежняя жизнь, а саундтрек к ней.

* * *

Накануне крещения Соня напилась в доме у родителей мужа, хотя намечался только краткий визит. Она всего лишь хотела последний раз обсудить праздничный обед, который был намечен после церкви у них — там было больше места, — и убедиться, что все куплено и подготовлено. Соня не могла иначе, ей был необходим этот многократный контроль, касалось ли это собранных чемоданов, списков покупок, ежемесячных платежей или же планируемых праздников. Даже список гостей, который на самом деле был очень небольшим, она проверила десять раз, прежде чем отослать оба приглашения — одно родителям мужа, а другое своей свидетельнице, Инес, с семьей. Теперь она вновь могла убедиться в том, что ее контроль был необходим, потому что свекор и правда еще не купил мясо, хотя сам же вызвался это сделать. «Тем лучше, — сказал он с ухмылкой своему сыну, когда Соня с дрожью в голосе указала на его упущение. — Значит, Крис сможет составить мне компанию в этой вылазке». Крис ничего не сказал, как это чаще всего и бывало, снова надел куртку и потрусил из дома вместе с отцом. Дома остались возбужденная Соня, успокаивающая ее свекровь и переутомившийся маленький ребенок.

— Я сейчас взорвусь, — пригрозила Соня. — Максиму нужно спать, мой муж просто исчезает, а ты выводишь меня из себя своим спокойствием, хотя здесь вообще еще ничего не готово на завтра!

— Ну будет, будет, дорогая, — возразила свекровь, — малыша мы сейчас уложим наверху в кровати для гостей, а мы с тобой тут устроимся поуютнее.

— Но ведь Крис и Хуго сейчас вернутся от мясника, так что я лучше подожду и уложу Максима дома в его кроватку!

Однако мужчины вернулись обратно не так быстро, как ожидалось, свекровь настаивала на своем, и Соня не могла поверить своим глазам: Максим сразу же уснул в чужой кровати. «Обычно так не бывает», — сказала она и опустилась в огромное кресло, обтянутое тканью с цветочным узором. Не успела она сесть, как из глаз у нее потекли слезы.

От предложенного свекровью егермейстера она сначала по привычке испуганно отказалась. Но потом вспомнила, что неделю назад перестала кормить. В последнее время то, что она кормила грудью, вызывало вокруг лишь недоумение, хотя она никогда не делала этого открыто, но некоторые другие молодые мамы, Инес, например, знали, что Соня кормит, и находили это странным и неприятным, ведь Максиму скоро исполнялось два года. Теперь его отняли от груди, и за этот шаг она вообще-то могла выпить после столь долгого перерыва. Кроме того, алкоголь хорошо помогает от хандры, по крайней мере, первая рюмка, потом настроение снова падает, но больше одной рюмки егермейстера она бы ни в коем случае пить не стала — он ей совсем не нравился, а другого алкоголя в доме не было.

* * *

Вечером накануне крещения Магдалена приземлилась в аэропорту чуть раньше десяти. В последние дни из-за чуть ли не весенней температуры на юге немецкой Швейцарии у нее часто болела голова, и поэтому она была рада, когда капитан в традиционном обращении к пассажирам перед снижением сообщил прогноз погоды и упомянул минусовую температуру. Здесь, на севере, она развеется, будет долго гулять на ледяном воздухе, проведет хорошие, расслабляющие выходные у Инес и Марка, послушает незнакомые ей бытовые истории, узнает об их заботах и даже примет участие в крещении; при этой мысли Магдалена улыбнулась, потому что ей нравилось делать вещи, которые обычно она не делала, так же, как ей нравились экзотические блюда и одежда.

Она включила сотовый телефон и обнаружила сообщение от Инес: «Не могу встретить, небольшое ЧП на кухне, оплачу такси». И вот снова началось, у нее заболела голова, Магдалена зажмурилась и повезла свой чемоданчик к стоянке такси, где ее угораздило поймать, вероятно, единственного водителя в городе, обожавшего народную музыку и глуховатого. Причем адрес он понял на удивление быстро. Затем он, однако, не понимал ни слова. «Пожалуйста, не могли бы вы сделать музыку немного потише?» Нет ответа. «Э-эй! Музыка слишком громкая!» Тишина. «Пожалуйста, у меня раскалывается голова, выключите!» Снова никакой реакции. Когда она поднималась по бесконечным ступенькам в квартиру Инес и Марка, у нее перед глазами поочередно возникали молнии и черные дыры. Марк открыл дверь. «Дружище! — закричал он. — Вот и ты!» Он обнял Магдалену, она почувствовала мокрую тряпку, которую он держал в руках, у себя на спине. «Мне только еще надо прибраться на кухне, проходи, раздевайся, устраивайся поудобнее». Магдалена села за обеденный стол и стала смотреть, как Марк отмывает кухню. Он стоял на стремянке и размашистыми движениями протирал потолок.