Город и столп - Гор Видал Страница 29

1

Джим и Салливан прибыли в Нью-Йорк в середине декабря. Салливан почти сразу же получил работу в одном агентстве новостей, а Джим записался добровольцем в армию. Марию Верлен никто из них не видел, она исчезла.

Джима вначале отправили на сборный пункт в Мэриленд, и пока армия решала, что с ним делать, его отрядили работать в котельную. Он был так зол на плохую погоду и мелочные придирки, что пожалеть себя времени у него не оставалось. Он тупо кочевал из одного чёрного дня в другой и не замечал никого вокруг.

Однажды, проснувшись днём после ночного дежурства в котельной, Джим забрёл в ротную комнату отдыха. Дюжина новобранцев смотрела, как двое из постоянного состава роты играют в бильярд. Устав от одиночества, Джим решил нарушить своё долгое молчание. Он повернулся к стоявшему рядом солдату, мужчине лет сорока, безнадёжно штатскому, с небольшими усиками и печальными глазами.

— Ты здесь давно? — спросил его Джим.

Тот с благодарностью и немного удивлённо посмотрел на Джима.

— Почти месяц.

Голос, ничуть не похожий на гортанный лай большинства молодых солдат, набранных в городских трущобах или в глухой провинции, выдавал в нём образованного человека.

— А ты?

— Две недели. Я завербовался в Нью-Йорке. Ты откуда?

— Из Инн-Арбор, штат Мичиган. Я работал в университете.

— Преподавателем? — удивился Джим.

Мужчина кивнул:

— Профессором истории. Точнее, адъюнкт-профессором.

— Тогда что ты здесь делаешь? Я думал, что такие, как ты, должны носить майорские погоны.

Профессор нервно рассмеялся:

— Я тоже так думал, но, видимо, ошибался. В эпоху демократии наверх пробиваются только мужланы вроде нашего первого сержанта.

— Ты доброволец?

— Да, у меня жена и двое детей, но я пошёл в армию добровольцем.

— Но почему?

— Мне в голову пришла дурацкая мысль, что здесь я могу быть полезным.

Джим, оказавшись в армии, впервые почувствовал жалость не к себе, а к другому. Его порадовало такое бескорыстие.

— Ты влип, — сказал он. — И что, ты думаешь, они собираются с тобой делать?

— Зачислят на должность штабного писаря. Вероятно, это меня ждёт.

— А в офицеры не произведут?

— Может, и произведут. У меня есть друзья в Вашингтоне, но я, похоже, потерял веру в это предприятие. Хотя в армии Потомака дела шли ещё хуже. Это я о Гражданской войне, — добавил он извиняющимся тоном.

— И на фронте того хуже.

Они наслышались всяких ужасов о Филиппинах, где американская армия потерпела жестокое поражение.

— Возможно, — сказал профессор, — но мне в это трудно поверить. Это похоже на ад или ночной кошмар — полная безысходность. Нами управляют безумцы.

К ним подошли два широкоплечих красномордых деревенских парня. Это были неповоротливые и добродушные ребята.

— Привет, профессор! У тебя такой вид, будто ты проигрался в пух и прах. Похоже, они тебя всё-таки одолели.

— Здорово, ребята. Нет, они меня ещё не одолели. Просто я перехожу от мира к войне на свой манер, не торопясь.

Один из парней тут же отпустил скабрезную шутку, и профессор, подделываясь под них, громко загоготал, с готовностью становясь посмешищем. Джиму стало грустно от того, что этот человек корчит из себя шута. Важно было оставаться самим собой. Хотя он и не мог открыть им своё истинное лицо, но притворяться, что он такой, как все, он не собирался. Ему было больно видеть, как унижается другой, особенно когда в этом нет нужды.

Профессор смешил красномордых, рассказывая им о своих похождениях во время суточного наряда на кухню. Время от времени они посматривали на Джима, смеётся ли он, но Джим никак не реагировал, и им это не нравилось. К счастью, он был выше их.

Вошёл первый сержант, коренастый человек лет пятидесяти, и в помещении воцарилась тишина, нарушаемая лишь стуком бильярдных шаров.

— Мне нужны двое, — сказал он. — Два добровольца, чтобы вымыть этот чёртов сортир. Какой-то сукин сын там всё обосрал, и теперь мне нужны два человека.

Его выбор пал на Джима и профессора.

— Вы двое, — сказал он.

— Конечно, сержант! — ответил профессор, вскакивая на ноги. — Если где что нужно добровольно, я первый.

Они два часа убирали сортир, и за это время Джим немало узнал об американской истории и о тирании в демократических армиях.

2

В феврале Джима перевели в Джорджию. В течение трёх следующих месяцев он проходил общую военную подготовку. Физическая сторона армейской жизни его устраивала: Джиму нравилась её активность, хотя мелочные придирки и продолжали ему досаждать.