Последний сон разума - Дмитрий Липскеров Страница 29

– Мало того, я буду ходатайствовать, чтобы вас наказали за мистификации и понизили в звании. А теперь одевайтесь и проваливайте из учреждения вместе со своей Петровной!

Синичкин был унижен и раздавлен. Он вышел из дверей госпиталя вместе с нянечкой, которая пыталась взять его под руку, чтобы не поскользнуться, но капитан грубо оттолкнул ее руку:

– Да подите вы!

Петровна отшатнулась и как бы стала сразу вдвое меньше. Она поглядела на участкового глазами, полными слез, а потом, опустив голову, повязанную простым платком, побрела в какую-то свою сторону, краем которой была приближающаяся смерть.

Они, персонал, не потрудились даже вызвать его жену! Ему пришлось ковылять к проезжей части и ловить такси.

– Ну ты и жирен, братец! – оскалился таксист, сам не худой, когда Синичкин с трудом втиснулся на заднее сиденье в полулежачем состоянии.

– Езжай и молчи!

– А чего так грубо? – обиделся водитель.

– Не разговаривай! – рявкнул участковый и сунул таксисту под нос милиционерский документ.

– И что, платить не будете?

– Платить буду, – вздохнул капитан.

– И то ладно…

Наутро Синичкин вновь вышел на работу и первым делом узнал от Погосяна, что кровь, щедро разлитая по квартире пропавшего татарина, совпадает по всем показателям с куском уха, стопой ноги и бордовыми каплями на одежде.

– Я был в этом уверен! – воскликнул он.

– Молодца! – похвалил майор. – Теперь найди мне Ильясова или его убийцу.

– Необходимо прочесать дно карьера! – заявил Синичкин.

– Сегодня привезут акваланги и днем запустим в озеро Карапетяна. Пусть поглазеет, как там дела!

Уже на берегу карьера с мерзлой водой, с тоненькой корочкой льда на поверхности, Карапетян сказал всем сослуживцам, что никогда с аквалангом не плавал, нет у него такой сноровки, но оповестил он об этом обреченно, так как понимал, что сей факт ничего не изменит в пространстве и придется произвести погружение непременно.

Гидрокостюм был слегка маловат и тяжело натягивался на шерстяное белье, предусмотрительно надетое Карапетяном, дабы не застудиться.

– Побыстрее, пожалуйста! – командовал Погосян, согревая руки своим дыханием, так как забыл перчатки в отделении. Еще он думал о том, что сегодня случится первый снег, что небеса к ночи поделятся с землей толикой чистоты и белизны, которую он наутро с удовольствием прочернит своими ботинками, идя на работу.

– Мне что, все дно обследовать? – поинтересовался Карапетян, перед тем как закусить загубник.

– Воздуха у тебя на два часа, – проинформировал майор. – Пять раз успеешь прочесать. Смотри внимательно! Может, он там под илом устроился!

Лейтенант кивнул и попятился задом к воде, оставляя не песке причудливые следы от ласт.

За всеми приготовлениями Синичкин наблюдал с неким удовольствием. Он знал, что Карапетян не любит его, считая существом ограниченным, а потому ловил чудесные секунды, наслаждаясь зрелищем унижения своего недоброжелателя.

Ограниченные сейчас в ледяную воду лезут! – думал про себя участковый. – А я преступление почти раскрыл, значит, есть ум во мне и способности немалые.

Раздался громкий всплеск, и тело лейтенанта, пробив корочку льда, скрылось под водой…

Погрузившись в глубину, лейтенант Карапетян действительно подумал о Синичкине все, что только было возможно сочинить непристойного, а когда холод постепенно пронизал гидрокостюм и достал до его теплолюбивой кожи, то и майор Погосян был удостоен всяческих ругательных изысков.

Но работа есть работа, и вновь испеченный аквалангист Карапетян включил фонарь и, уставив его луч ко дну, зашевелил ластами.

Он плыл по диагонали, и чем продолжительнее было его плавание, тем больше оно ему нравилось. Армянин вдруг почувствовал себя исследователем дна морского, и когда вокруг него заплавали мелкие рыбки, ему стало даже радостно и покойно. А когда он наткнулся на икряную кладку возле истлевающего дерева, то восторг охватил его душу. Единственное, что промелькнуло в мозгу, так это сомнение в том, что рыбы мечут икру под зиму, но в том он не был знатоком, а потому подплыл поближе и стал рассматривать сотни шариков, спаянных воедино…

Какая большая икра! – удивился аквалангист. – С теннисный шарик! Или маска так увеличивает?..

Он еще более приблизил свое лицо к кладке. То, что он рассмотрел сквозь икряную кожицу, показалось лейтенанту совершенно необычным, и он поспешно засобирался на поверхность, чтобы сообщить о находке.

Его ласты зашевелились и тело уже готовилось всплывать, как вдруг откуда ни возьмись возле его лица появились пять рыбок изумительной красоты, которые закрутились, затанцевали вокруг его головы, сверкая множеством красок, рябя Новым годом в армянских глазах. Еще Карапетян различил у рыбок зубки-крючья и очень удивился, как у таких маленьких красивых созданий могут быть такие хищные зубы… Но тут он вспомнил, что побудило его к экстренному всплытию, и рукой попытался было отогнать стайку.

Это было последним его осознанным движением.

Внезапно рыбки замерли, затем в слаженном порыве молниеносно метнулись к голове Карапетяна и вонзили свои зубы-крючья в обнаженные части его лица.

Это было так неожиданно, так невыносимо больно стало Карапетяну, что он закричал со всей силы, выплевывая загубник, снабжающий его легкие кислородом, забил хаотично ластами и открыл во весь диаметр свой рот, в который тут же вцепилась одна из красавиц и буквально выкусила аквалангисту язык.

Карапетян обезумел, как растравленный бык на корриде, собрал в организме последние силы и мощно поплыл к поверхности, где вынырнул, громко мыча, и за-требовал помощи, выплевывая при этом изо рта струйки крови.

Эге! – подумал Погосян, обнаружив бьющегося на поверхности подчиненного.

– Да там что-то произошло!

– А-а-а-а! – орал лейтенант, и казалось, что он вот-вот захлебнется.

– Зубов, в воду! – приказал Погосян. – Гибнет товарищ!

Зубов ринулся в ледяное озеро не раздумывая. Он не думал в этот момент ни о медали, ни о повышении в звании, ему действительно хотелось помочь утопающему Карапетяну, а потому, не чувствуя холода, он в мгновение доплыл до аквалангиста, перевернул того на спину и, уложив его голову к себе на грудь, поплыл обратно к берегу.

– А где бакенбарды? – поинтересовался Погосян, когда Карапетяну было произведено искусственное дыхание и он открыл навстречу сослуживцам свои черные глаза.

И действительно, предмета гордости лейтенанта, бакенбард, которые он так любил крутить и приглаживать, как будто не было вовсе, словно искусный парикмахер потрудился на дне озерном, сбрив их начисто.

– Что случилось? – задал вопрос Погосян.