Президент Московии. Невероятная история в четырех частях - Александр Яблонский Страница 29

На другой день из Москвы, перепроверив и уточнив новую информацию, журналист Л. написал по e-mail письмо Чернышеву Олегу Николаевичу с просьбой о встрече в любое удобное время. Не дожидаясь ответа, заказал билет на ближайший рейс Москва – Бостон и через день вылетел в ненавистную страну.

* * *

Президент не забыл того ласкового июньского утра, когда он впервые почувствовал неосознанную смутную тревогу. Это было в самом начале Петрова поста, в день именин Сисиния Воскобойникова, его старого друга и тренера. Девяносто пять лет тому стукнуло на Троицу, а здоровье, что у молодого. Президент приехал поздравить Воскобойникова сразу после дневного совещания. По старой памяти вышли на лужок перед мощным срубом Сисиния. Схватились на кулачках сам-на-сам в рукавицах. Сисиний ловко послал Президента в нокдаун, да Президент и не особо уходил от удара, потом обнялись, посидели на солнышке. Охрана ещё за два дня оцепила все окрестности и прочесала местность, жителей округи, невзирая на чины и звания, отселили на время в элитный спецприемник, так что нужды в ближнем прикрытии не было, и можно было спокойно попить чайку – разогнать тоску и побалакать. О том, о сем. Вот тогда и сказал Президент Сисинию то, что никому бы не сказал, даже Фиофилакту: «Что-то тревожно на душе стало». Сисиний блаженно закрыл глаза, чаем наслаждаясь, подставляя свое бронзовое лицо, густой седой шевелюрой и аккуратно подстриженной белой бородой окаймленное, под лучи солнца. Чай у Воскобойникова замечательный был. Сейчас таких не заваривают. На родниковой воде – мягкой, бессолевой, в чайнике старинного мейсенского фарфора, по монастырским рецептам… Чудо, а не чай.

– Может, сие от несварения желудка?

– Да нет. С этим все в порядке, не жалуюсь.

– Тогда мой совет: потерпи дней десять. Если не пройдет, подумывай о покое.

– Господь с вами, Сисиний Акимович. Так я молодой ещё. Мне ещё горы надо свернуть. И сил много, и любят меня, не отпустят.

– Думаешь, у меня сил мало. Ты со мной в поддавки играл, знаю. Но и всерьез могу кого хошь положить. Надумаешь, продемонстрирую, только потом не хнычь.

– Не захнычу.

– Знаю.

– Так что… Могу кого хошь положить, но ушел на покой. Всё имеет свое время. Время разбрасывать камни… Сидеть без конца – большого ума не надо. А вот вовремя уйти… Так с умом и вернуться можно.

– Может, тревога какую другую причину имеет? Может, всё зряшное, просто устал?

– Тревога сердце зря не гложет. Особенно беспричинная. Беспричинная она для тебя, но она причину имеет. Запомни и учти. Но на покой, а если не на покой, то в тень уйти не повредит. Мотай на ус. Пригодится. Я тебе никогда плохих советов не давал. Симпатию к тебе имею, как к сыну… И ценю. Хороший ученик.

Президент намотал на ус. Разговор все время тихо сидел, подремывая, в памяти, но сейчас, когда стали доходить слухи – случайно услышал обрывок теледуэли (охрана громче обычного врубила звук в своих наушниках: заинтересовались, значит), – поймал беспокойную реплику Сучина, брошенную через стол Хорькову, мимоходом, пробросом спросил массажистку, и та от неожиданности растерялась и брякнула, не подумав (за что её справедливо уволили и выселили из дальней Стены), заглянул через плечо старшего двойника на экран его огромного лэптопа, – сейчас этот разговор вынырнул и заставил задуматься.

Через несколько дней после последней «ласточки» – Президент спровоцировал на откровенность запуганного «грибного человека», во время дегустации им второго завтрака в рабочем кабинете – он вызвал во внеурочное время князя Энгельгардта и приказал доложить всё, что князь знает, а князь знал всё, о некоем «мистере X», которого прочат на его – Президента – место. Ксаверий Христофорович врать не умел, и Президент знал это.

* * *

Информационно-аналитический Директорат (Управление анализа информации по странам, входившим в бывший советский блок) CIA. Аналитические записки центра мониторинга ситуации в Московии. Москва, Посольство США.

...

* * *

Он впервые поцеловал её после какого-то вечера в институте. Сначала было торжественное собрание, кажется, по случаю 7 Ноября. После небольшого концерта, на котором артисты Ленконцерта пели песни Пахмутовой и ещё какую-то дребедень, мужик в нечистых ботинках кричал стихи Маяковского, а крепкий пацан с красным от пьянки лицом бросал всё возрастающее количество булав сначала при свете, а затем в темноте – булавы в это время засветились изнутри, – после этого неизбежного и привычного действа – на сей раз не очень продолжительного, так как в профкоме, к счастью, не было больше денег на подарок студентам, – открыли буфет и начались танцы. В буфете давали пиво – это было внове. Раз давали пиво, то гонцы слетали в лабаз на Театральной и отоварились портвейном «777» с плавлеными сырками. С пивом оказалось достаточно, и он захорошел. Танцевать он не любил и не умел, как, впрочем, и его сокурсники. В актовом зале под звуки магнитофона и при ярком свете толкались приглашенные курсанты мореходки и девушки, не удостоившиеся портвейна. Когда портвейн подошел к концу и все перекурили это событие, он и сказал ей: «Пошли отсюда, фиеста скоро закончится. И в раздевалке будет не протолкнуться». Она охотно согласилась, и они вышли на свежий воздух. Дышать было легко и вкусно. С Невы тянуло ноябрьской сыростью, и он понял, что жить без неё не сможет. Сначала он хотел выразить это словами, но они не вязались в осмысленные фразы, да и аргументировать свое утверждение он бы не смог. Поэтому он её поцеловал: пиво с портвейном, покрытое половинкой плавленого сырка «Дружба», сделали свое дело, и он впервые в жизни осмелел. Что поразительно, она, не участвовавшая в портвейновом фуршете, с готовностью приняла вызов и даже обняла его за шею. Так они целовались на улице до самого кинотеатра «Баррикада». Прохожие не обращали на них внимания или, возможно, они не обращали внимания на прохожих. Стал моросить дождик, поэтому они взяли билеты на последний 10-часовой сеанс. У него денег с собой после портвейна не осталось, заплатила она, но он обещал завтра деньги за два билета отдать. Она, кажется, не слышала. Крутили новый фильм «Дикая охота короля Стаха». Было что-то страшное, но они не поняли, в чем там дело… Где-то в последней трети фильма она внезапно отстранилась, стала приводить в порядок волосы, платье, чувства, сказала: «Пошли. Мне надо домой. Мама будет волноваться».

На другой день с утра она делала вид, что его не замечает, он пытался подойти, чтобы отдать деньги за билеты, но у него это не получалось, так как надо было что-то при этом сказать, а сказать было трудно. Это с портвейном получалось легко и естественно, а на другой день – непонятно, то ли извиняться, то ли сначала зайти в мороженицу выпить шампанского для храбрости, то ли делать вид, что ничего не было, но это – совсем невыносимо. Перед последней парой она вдруг сама подошла: «Ну как, голова отошла?» Он стоял и глупо улыбался, опять понимая, что жить уже без неё не сможет.