Моя любимая жена - Тони Парсонс Страница 29

— Не мешай им играть.

— Но ведь это опасно.

Бекка покачала головой, и Билл счел за благо отправиться на работу.

К тому времени, когда дед с восседающей на плече Холли пришел на кухню, у Бекки уже был готов чай и тосты.

— Его светлость [35]отправился на работу? — спросил Холден-старший, опуская внучку на пол.

Бекка улыбнулась и кивнула.

— Вы оба так здорово играли, что Билл не захотел вам мешать.

— Раненько у него начинается рабочий день, — заметил старик, насыпая в чай третью ложку сахарного песку.

— Папе приходится много работать, чтобы у нас были деньги, — пояснила Холли.

Ей не удавалось одновременно говорить и пить сок. Часть жидкости выплеснулась на подбородок.

— Так оно и есть, — подтвердила Бекка, вытирая дочкин подбородок кухонным полотенцем. — Уходит рано, возвращается поздно.

Она не помнила, завтракали ли они когда-нибудь вот так, вместе. Кажется, нет. Холден-старший вообще не баловал ее разговорами.

— Долгие рабочие дни, — усмехнулся старик, глядя, как невестка кладет масло на треугольнички тостов.

— Деда, это моя любимая тарелка, — сообщила Холли. — Видишь, кто там нарисован? Это Русалочка.

— Часто Билл возвращается, когда мы уже спим, — продолжала Бекка. — Либо работает у себя в офисе, либо идет на деловой ужин с клиентами.

— Вот я и говорю: сплошная работа, — нахмурился старик, откусывая хрустящий ломтик. — А что толку от такой гонки? Я еще понимаю, холостые: их дома никто не ждет.

Бекка попыталась деликатно защитить мужа.

— Билл хочет, чтобы у нас была спокойная и обеспеченная жизнь, — сказала она, намазывая маслом новую партию тостов. — А для этого приходится много работать. Особенно на новом месте. Поэтому мы и приехали в Шанхай. По-моему, вполне понятное желание. Как вы считаете?

— Допустим, — согласился старик, дожевывая тост. — Билл всегда считал меня тупицей, который привык довольствоваться малым.

Бекка удивилась, она впервые видела Холдена-старшего таким… виноватым.

— Да, Бекки. Знаешь, из-за чего мы с ним чаще всего ссорились? Он кричал, что я ни к чему не стремлюсь. Есть домишко — и ладно. Есть работенка — и хорошо. Он называл это никчемной жизнью.

— Может, он так думал лет в шестнадцать или восемнадцать. — Бекка коснулась руки старика. — Но с тех пор Билл повзрослел.

— Они сейчас так думает, — возразил Холден-старший, садясь на любимого конька.

Огрызок тоста в его руке торчал дерзко, словно острие кинжала.

— Тебе он муж, но я своего сына знаю. Есть главное различие между мной и «его светлостью». Билл хочет всего и помногу. Мои потребности куда скромнее.

— Думаете, это Билла понесло на другой конец земли? Он бы и сейчас гнул спину в Лондоне. Переехать сюда было моей идеей. А Билл сделает все, что бы я ни попросила, потому что он любит меня. — Бекка ощутила, как кровь прилила к ее лицу. — Потому что он любит нас, — поправилась она. — И он добьется того, что задумал. Обязательно добьется, потому что Билл такой же труженик, как вы.

— Ты нас не сравнивай, — грустно усмехаясь, сказал Холден-старший. — Билл ни разу в жизни рук не запачкал.

Но произнесено это было с настоящей отцовской гордостью за сына. Бекка даже удивилась; до сих пор ей казалось, что она — единственная, кто по-настоящему гордится Биллом.

Поначалу Шейн принял это за след от ожога, но вскоре понял, что ошибся. Родимое пятно — вот что это было. Родимое пятно величиной с ручное зеркальце, светлее, чем смуглая кожа Росалиты. Филиппинка пыталась скрывать его под волосами, но безуспешно.

Свои роскошные черные волосы Росалита обычно стягивала в толстый пучок и отбрасывала на плечо, закрывая им родимое пятно. Когда она пела, подыгрывая себе на синтезаторе, то время от времени как бы невзначай дотрагивалась до плеча. Можно было подумать, что она поправляет волосы. Но Шейн ходил в «Ни дна ни покрышки» уже давно. Он разгадал секрет миниатюрной филиппинки: она стыдилась этой отметины. Ее безуспешные попытки спрятать пятно вызывали у него приливы странной нежности, не столько сладостной, сколько мучительной.

«Росалита и парни с бульвара Роксас» исполнили последнюю на сегодня вещь — «Bad Moon Rising». [36]Филиппинка, улыбаясь, покинула сцену. На лбу Росалиты блестели капельки пота. Бедняга Шейн завороженно глядел, как она подошла к португальским бизнесменам. Точеную фигурку окружили рослые мужчины в деловых костюмах. Они со смехом чокались. Несколько раз певица поворачивала голову и одаривала Шейна мимолетной белозубой улыбкой. Улыбка лишь добавляла соли на его душевные раны. Австралиец отвернулся.

Неподалеку от него сидела китаянка. Казалось, она только что приехала в Шанхай и, сойдя с автобуса, зашла в первый попавшийся бар, чтобы перекусить. Женщина беспокойно озиралась по сторонам, сжимая в руках сумочку, сделанную «под Гуччи». Неужели здесь кто-то может позариться на ее дешевку?

Перед женщиной стоял нетронутый бокал с соком. Опытный взгляд Шейна скользнул по китаянке. Приехала попытать счастья в большом городе, где навалом всякого дерьма.

«А разве я явился сюда не за этим?» — меланхолично подумал Шейн.

Он подсел к женщине с сумочкой. Когда китаянка допила свой сок, он заказал ей еще. Она говорила на фуцзяньском диалекте, которого Шейн не понимал. К счастью, она могла объясняться и на мандаринском. Шейн узнал, что она недавно приехала из Фучжоу и что ее жилье находится совсем рядом с пабом. Остальное он понял без слов: китаянка заинтересовалась им как потенциальным бойфрендом.

Последнее не слишком привлекало австралийца. Флирт с этой женщиной он затеял с единственной целью — досадить Росалите. Пусть посмотрит. Но когда он повернул голову, чтобы полюбоваться произведенным впечатлением, Росалита выходила из паба, покачивая круглым филиппинским задом. За нею семенил один из португальцев.

Шейну стало совсем паршиво. Он накачивался терпким «Чинтао», а его робкая, едва знакомая спутница пила исключительно клюквенный сок. Потом австралийца потянуло петь песни, которые звучали сегодня в пабе… Когда Шейну надоело петь, а китаянке — пить клюквенный сок, они решили покинуть заведение. Шейн уже настолько захмелел, что едва не забыл на столике свой ноутбук. Трудно даже вообразить, какие беды сулила бы ему потеря компьютера со всей документацией. К счастью, инстинкт заставил его оглянуться и схватить ноут.

Возле входной двери китаянка шепотом потребовала, чтобы он разулся и молчал, пока они не окажутся в ее комнатке. Шейн не спорил. Он улегся в тесноватую односпальную кровать и смотрел, как женщина раздевается. Он думал о том, что женщин вредно баловать излишним вниманием. Прояви чуть больше внимания, и тебя бесцеремонно отвергнут, как та же Росалита. Когда слишком много заботишься о женщине, она становится сильнее и ведет себя независимее. Так что не надо баловать эту китаянку.