На бензоколонке только девушки - Фэнни Флэгг Страница 29

Май 1941 года

Винк окончил школу и трудился теперь на заправке полный день вместе с двоюродным братом Флорианом. Он знал, что родителям он нужен дома. Отец теперь работал чуть меньше и уж был не такой сильный, как прежде. Он годами спал на кушетке прямо на станции, день и ночь на ногах, на жутком морозе, – все это уже начало его доканывать. Но у Винка было летное свидетельство, и он рвался на фронт. Кое-кто из его друзей проник в Канаду, поступил в ВВС Великобритании, отправился в Англию и уже был в гуще боев. Но Винк пообещал своей девушке Энджи, на два года моложе, что пойдет с ней на выпускной бал, теперь она получила все, что желала, и ему не хотелось оставлять ее, незамужнюю, в городе с мужланами вроде себя самого. Он не очень понимал, что делать, а потому позвонил Фрици и спросил ее. Она сказала:

– Ну, Виник-Краник, брачные колодки – не по моей части, но если тебе так хочется, то вот у тебя отличная деваха. Ты же знаешь, мне Энджи всегда нравилась, так что давай, полный вперед.

– Хорошо! Спасибо, Фрици.

– Эй, тебе денег-то на кольцо хватит?

– Ой… забыл совсем.

– Не волнуйся. У меня сейчас как раз привалило. Повезло в покере в Де-Мойне на прошлой неделе, так что пришлю немного, когда она тебе кивнет, – а она кивнет.

– Вот спасибо, Фрици. Но я не знаю. Может, тянул слишком долго. Она тут пользуется спросом последнее время.

– Так слезай с телефона, дубина, и дуй к ней.

Винк зря беспокоился. Энджи Бруковски была от него без ума аж с восьмого класса. Винка она считала самым красивым, самым чудесным и милейшим парнем на свете. В жизни у нее была лишь одна цель – стать миссис Венцент Юрдабралински, и поэтому она, конечно же, сказала «да», и они сговорились на июнь. От обеих семей на свадьбе было не меньше двухсот родственников, а на банкет собралось столько народу, что его устроили в Бальной зале Зелински, за городом.

Фрици приехала домой за несколько дней до церемонии – помочь с приготовлениями, и все в городе ей обрадовались. Начав летать с «Воздушным цирком Билли Бевинза», она удостоилась нескольких статей в местной газете, и горожане ею страшно гордились. Считали ее своей личной польской кинозвездой. Ее младшие сестры, никогда не выезжавшие из Пуласки, выросли в платьях, в основном пошитых мамулей, и с трудом верили, что у них такая блистательная сестрица, побывавшая аж в Чикаго.

Они сидели у нее в комнате и благоговейно глазели, как она облачается в одежды, какие они только в журналах и видали. Фрици даже носила тоненький золотой браслет на щиколотке, а это, им казалось, вершина утонченности; и вот, когда они вроде уже на все поглядели, она вытащила из коробки маленькую белую коктейльную шляпку с кружевами, да такую изящную и модную, что они завопили.

Наутро Винк пришел в кухню и спросил, где Фрици, а мамуля ответила:

– Ой, ты же знаешь свою сестру Они с отцом уже гуляют по городу, осеняют присутствием. – Мамуля сказала это так, будто не одобряет, но на самом деле она радовалась. Папулю таким счастливым мамуля не видела очень давно.

Фрици попыталась притащить Билли на свадьбу, но тот отказался. Заявил, что у него аллергия на все, связанное с церковью, а также на галстуки.

И все-таки в день свадьбы Фрици поняла, что он либо раскаялся, либо напился, либо и то и другое: молодожены вышли из церкви, а над ними кружил Билли – писал в огромном сердце «Винк и Энджи, поздравляю», после чего улетел обратно в Грэнд-Рэпидз. Хоть он и псих, Фрици посмеялась над этим балбесом. Угнал самолет прямо с поля небось: в эти выходные он не работал. Но вот такой он, Билли.