Повести Сандры Ливайн и другие рассказы - Александр Кабаков Страница 29

Сидя на веранде, мистер Уилсон никогда ничего не читает.

А что мистер Уилсон делает от заката до рассвета, не знает никто.

Независимо от погоды на голове мистера Уилсона косо торчит клетчатая красно-синяя охотничья шапка козырьком назад, чем доказывается его безусловное и давнее знакомство с Catcher in The Rye , а тело его спрятано в длинный пастуший плащ. Лицо у него коричневое и в таких глубоких складках, что никто и не подумает о загаре – разве о том, который можно получить в крематории.

И на коленях этого пугала всегда лежит полицейский Remington 870.

Словом, весь мистер Уилсон в таком виде представляет собой оживший – хотя и не вполне – персонаж из классического боевика категории В. Только кассеты с теми стариками валяются в картонном ящике в подвале, а видеомагнитофон для их оживления сто лет назад сломался и отправлен на свалку; напротив, мистер Уилсон жив, целехонек и стоит у моей двери… Интересно, подумала я мельком, почему полиция позволяет ему сидеть на крыльце с дробовиком.

– Миссис Л., – он обратился ко мне по фамилии моего последнего мужа, бедняги Эла, пистолета он будто и не заметил, – простите, что тревожу в столь поздний час (было что-то около трех пополудни!), но у меня есть важный вопрос к вам: не слышали вы сегодня ночью выстрелов на нашей улице?

Он, конечно, не мог избежать старческого слабоумия, возможно, даже Альцгеймера, но не производил впечатления дурака. Можно тысячу раз впасть в слабоумие и полностью забыть свое имя – но ведь от этого не станешь глупее. Точно так же, как тот, кто прекрасно помнит все, включая свой почтовый код, не делается благодаря этому умнее.

– Я ничего не слышала, мистер Уилсон, – я сунула пистолет за пояс джинсов сзади, тоже сделав вид, что не тыкала его минуту назад в нос человеку, и посмотрела вниз и немного вбок, как приличествует девушке, беседующей с джентльменом. – Однако я сплю очень крепко… с тех пор, как мой муж, несчастный Элайя… Ну, вы знаете… Нет, я ничего не слышала, сэр. Не хотите ли войти и выпить чего-нибудь?

Явление этого задержавшегося клиента эплвудской похоронной конторы «Луис Манчини и сын» – единственное кирпичное здание в городке, не считая железнодорожного склада, – заинтересовало меня, и я мгновенно решила не отпускать его, пока не пойму вполне, в чем дело. А свои мгновенные решения я выполняю всегда – в отличие от зароков и обещаний.

Мы расположились в гостиной – я, как обычно, на диване, спиной к свету из двери на кухню, а он в кресле, сразу застывший, будто в своей качалке. Полы плаща лежали на полу. И сейчас к его неподвижности очень пошел бы Remington на коленях, но, видимо, он взял за правило ходить в гости без оружия. Он держал стакан, в который твердо налил скотча до половины, а в моем стакане джина было вдвое меньше, чем хинной воды.

– Мэм, вы не слышали выстрелов потому, – сказал он, – что никто не стрелял. А если бы выстрелы были, вы непременно их услышали бы.

Меня всегда восхищают люди, своим умом дошедшие до того же, что и я.

– Вы совершенно правы, – сказала я. – Вот, например…

– Дослушайте меня до конца, не перебивая, – сказал он, не дослушав и перебив меня. – Итак, в нашем городе все далеко слышно, потому что здесь нечего слышать. В Эплвуде всегда очень тихо, так что, когда я кашляю у себя на крыльце, вы можете желать мне здоровья – могли бы, если бы, как и все местные, не были так ужасно воспитаны…

Я все же перебила его.

– А разве вы не коренной эплвудец? – спросила я с искренним удивлением.

– Я живу здесь всего двадцать пять лет, немногим больше, чем вы, – ответил он. – Поселился, когда ушел на покой. И с тех пор считаюсь местным пугалом…

– Ну, что вы, – опять перебила я его, намеренно затягивая разговор, который меня прекраснейшим образом развлекал, – я, например, вовсе не считаю…

– Да заткнитесь вы, черт бы вас побрал! – он заорал так, что, по его теории, вопль услышали в новом районе Пэрадайз-Хиллз, за озером. – Я отлично знаю, что обо мне думают все, включая вас, и полагаю, что все правы, я и есть пугало, воплощенная деменция. И вас ждет та же старость, если доживете. Однако я не всегда сидел на крыльце в дурацкой шапке и с ружьем на коленях. И я решил вам рассказать кое-что о себе и своих обстоятельствах, причем не приму никаких возражений – я выскажусь, даже если для того, чтобы заставить слушать, мне придется вас связать.

– Но почему именно я? – Голос мой сорвался, он меня действительно напугал.

– Потому что вы корыстны, жестоки и решительны, потому что за последние пять лет вы совершили по меньшей мере семь безнравственных и достойных общественного осуждения поступков, начиная с того дня, когда исчез ваш муж Элайя, и заканчивая недавней историей…

– Хватит! – я попыталась прекратить это безумие, за какие-то десять минут полностью заполнившее мир. – Я на самом деле не желаю больше вас слушать, мистер Уилсон. Спасибо, что заглянули…

Он усмехнулся, если этим словом можно описать оскал трупа, и, откинув полу плаща, открыл ружье, висевшее в специальных петлях, неаккуратно пришитых к подкладке.

– Я на вашем месте тоже изображал бы непонимание и возмущение, но быстро сообразил бы, что это не поможет. Я знаю все. А каким образом я это узнал – не ваше дело. Ну, предположим, я просто умею анализировать раздел происшествий в «Эплвудской хронике». И если вы не подчинитесь мне, я позвоню в эту газетку…

– Вы просто старый параноик, – я подумала, не закурить ли, но вспомнила, что уже два года назад бросила. Потом я подумала, не вытащить ли из-за спины пистолет, но отказалась и от этой идеи, Walter обязательно зацепится, а старик наверняка выдернет ружье за секунду, что-то мне подсказывало, что ему уже приходилось бывать в таких ситуациях. – Какого дьявола вам от меня нужно?

– Теперь слушайте внимательно, – он наклонился ко мне и заговорил еле слышно, так что и я оказалась вынуждена склониться к нему. – Ваши качества, которые я перечислил, делают вас идеальным кандидатом…

Не знаю, сколько длился его рассказ. Впрочем, когда он закончил говорить и допил второй стакан скотча, уже стемнело.

Значительную часть своей жизни он служил охранником в одной из самых известных художественных галерей Нью-Йорка, название которой украшает список достопримечательностей города. Он был старателен, молчалив, жил холостяком и за все это ценим начальством, которое вообще-то относилось к работникам весьма подозрительно…

И все эти годы он сотрудничал с мощной шайкой похитителей шедевров, вернее, был одним из важнейших ее членов. Дело шло планомерно, без спешки и неудач.

Четверо первоклассных, если не великих живописцев, обосновавшись в одном из тех кварталов Гринич, где бородатые люди в заляпанных краской вельветовых штанах составляют большинство населения, писали неотличимые копии временно выставленных в галерее полотен. Они работали в прекрасно оборудованном подвале по сделанным цифровыми аппаратами безупречным снимкам. Подвал располагался под их официальной мастерской, где они для легальности создавали из мусора и ржавой жести современное искусство и даже продавали его каким-то придуркам, вызывая зависть соседей-коллег. Но подвальных художников не очень интересовали даже заработки, тем более шарлатанские, – они соревновались с гениями.