Русская принцесса Монако - Наталья Нечаева Страница 29

– Да какой я богатый, Даш? Так, слезы одни. Ну, что у меня есть? Из движимого имущества – два боинга, два вертолета. Ну, две океанские малышки «Stream» и «Sophie’s Choice». Четыре – меги: «Sussurro», «Eclipse», «Ecstasea» и вот эта, «Жемчужина». Так, у Берлускони флот все равно больше. Что еще? Недвижимость? Тоже немного. Всего-то несколько домишек. В Англии, кажется, пять, тут, на Лазурном Берегу, – троечка, если отель «Eden Rock» не считать. Ну, еще курятник в Подмосковье. Вот и все. Это что, богатство? Мне уже Олежка в затылок дышит! Вот-вот обгонит. Думаешь, приятно аутсайдером себя ощущать? Но ничего. Я знаю, чем заняться. Мишка Прохоров по водороду пошел, а я по рыбе ударю!

– По какой рыбе? – опешила я. – Будешь осетров разводить?

– Нет, не разводить. Ловить! Я же по призванию – нефтяник, а что ближе всего к нефти? Рыба!

– В смысле?

– А она, как нефть, сама растет. Денег вкладывать не нужно! Так что, мы с Олежкой еще поборемся, кто из нас форбсее!

– А почему ты «Челси» не посчитал? – вдруг вспомнила я.

– А как его считать? Как движимое имущество или как недвижимость? – хитро спросил Вован.

– Откуда мне знать, – пожала плечами я.

– Вот и я не знаю, потому и не посчитал. Слушай, – вдруг оживился он, – а поехали завтра в Канн! Там у меня в «Eden Rock» Шерон Стоун отдыхает, я обещал навестить.

– Поехали! – не задумываясь, согласилась я и тут же вспомнила о Мите. – Ой, нет, не знаю.

Я же тут на работе, команду наших гонщиков встречаю.

– На какой работе? – оторопел Вован.– Ты же сказала, что с Тимкой…

– Тимур меня просто на бал сопровождал, а вообще я – журналист. В командировке.

– Журналист? – Ефрамовича, казалось, разбил мгновенный и страшный паралич. – И где ты работаешь?

Я гордо назвала имя своего издания.

– Про Куршевель, случаем, не ты писала, вскрывая язвы и пороки?

– Я! – меня просто расперло от гордости.

– Так ты и тут, на моей яхте, материал собираешь?

– Я его везде собираю. Профессия такая. – Кокетливо, но с большим чувством собственного достоинства парировала я. – И когда развлекаюсь, и когда сплю.

– Так… – Вован потер виски, метнулся куда-то в глубь чума, сказал кому-то: – Катер на воду, быстро! И сопровождение. – Повернулся ко мне, уцепил железными пальцами за камлейку, придвинул вплотную свое лицо. Ни доброты, ни приязни на нем больше не было. Один сплошной оскал. Тяжелый и жуткий.

– Жалко, что ты сюда с Тимуром попала. Искать станут. Ох, не хочется тебя отпускать. Неправильно это. Жалеть ведь буду! – Он скрипнул зубами. – Имей в виду. Если хоть что-нибудь из того, что ты тут увидела и услышала, просочится в прессу… Ну, ты девочка умная, сама понимаешь.

Раздался тихий мелодичный звон. Ефрамович распахнул входную дверь и сквозь зубы бросил в лицо двум выросшим в проеме мордоворотам:

– Эту – на берег и проводить прямо до койки. И чтобы ни с кем не разговаривала. А с вами я потом разберусь, как на мою яхту папарацци попадают…

– Платье, – пискнула, показывая на свою гостевую камлейку. – Переодеться!

– Дарю, – отворачиваясь, процедил Ефрамович. – И это тряпье заберите, – он отфутболил точным броском прямо к дверям мой бальный наряд, лежавший сиротливой кучкой на оленьей шкуре. Просто форвард «Челси», посылающий мяч в ворота противника…

Мордовороты подхватили меня под локти и стремительно понесли куда-то по коридорам, вместе с платьем впихнули в кабинку катера, опустили резиновую штору, изолировав от всего сущего мира. Потом, судя по шорохам и внезапному гулу в ушах, катер пошел вниз. Не очень-то мягко шмякнулся о воду. Заработал мотор… Через несколько томительных минут, за которые я пару раз прощалась с жизнью, уже физически ощущая, как булькну с камнем на шее в прозрачную воду лагуны, меня так же нагло и бесцеремонно извлекли из посудины и затолкали в машину, задав единственный вопрос: куда?

Еще через пару минут под конвоем страшных секьюрити я вошла в свой отель.

– Мадам, – расцвел за стойкой портье, – доброй ночи! Что-нибудь подать в номер?

Открыть рот я даже не рискнула.

Все те нескончаемые секунды, что я поднималась по лестнице, прижимая к прыгающему сердцу охапку с бальным нарядом, охранники не спускали с меня холодных и острых, как боевые ножи, глаз. Только закрыв за собой дверь номера, я смогла выдохнуть скопившийся в груди ужас и осознать невероятное: жива…

* * *

– Откуда ты, прелестное созданье? – услышала я знакомый и родной голос. – Хороша! Какого дизайнера грабанула? Неужели монегаски все-таки произошли от чукчей? Такая схожесть в национальных нарядах…

– Максик, – кинулась я к нему, – меня чуть не убили!

– Поскольку и на этот раз тебе удалось вырваться из лап разгневанных олигархов, излагай, – и он, дер нув меня за руку, усадил рядом с собой на диван.

Я рассказала.

– Дашка, ну кто тебя за язык тянул? Ефрамович журналистов боится, как чумы! Теперь тебя еще и охранять придется…

– От кого? – мне стало совсем плохо.

– Боже! И эта дама в скором времени должна занять трон, – огорченно уставился на меня Макс. – Значит, так, все забудь! Яхту, кокаин, джакузи с шампанским, телефонные звонки. Все!

– Почему? – сквозь упрямые слезы выдавила я. – Это – моя работа!

– Теперь у тебя будет другая работа, забыла? Главное качество Ефрамовича – быть незаметным. И именно его он оберегает больше всего на свете.

– Зачем?

– Знаешь, какая у него оперативная кличка? Корейко!

– Почему?

– Потому что один в один! Догадываешься, как он состояние заработал? В нашей папочке с ботиночными тесемками много чего есть! Самая первая его афера пришлась на начало девяностых. Из Коми в Калининград Вова отправил состав горючего. Пятьдесят пять цистерн. По пути они бесследно исчезли.

– И что, не нашли?

– Нашли. В Риге. Вову даже под стражу брали, но отпустили.

– Почему?

– По кочану. А с Березуцким он семьями дружит. Давно и прочно.

– Как же… А…

– Не грузись, Даш. Это уже политика. Ладно, время позднее, вернее, уже раннее. Давай-ка спать. Я у тебя на диванчике притулюсь, не возражаешь?

Конечно, я не возражала. Пока я не стану полноправной принцессой, должен же кто-то меня охранять…

Проснулись мы от робкого стука в дверь. На пороге стоял посыльный в форменной тужурке и красной фуражке. Он вручил мне какую-то коробку, обернутую в полиэтилен, и исчез.

– Что это? – я с любопытством принялась за распаковку.

– Не смей! – ласточкой метнулся с дивана Макс, буквально вырвав из моих рук коробку. – Дура! Откуда ты знаешь, что там?