Доктор Данилов на кафедре - Андрей Шляхов Страница 29

Данилов кивнул.

— Бывают, конечно, случаи, когда к делу примешиваются какие-то личные мотивы, — Колосова сделала неопределенный жест рукой, словно давая понять, что они загадочны и непредсказуемы, — но нас с вами это не касается. Если Тарасычу нужно втоптать кого-то в грязь, это поручается Кулешову. Его профиль. Должна сказать, что он умеет. Так по стенке размажет, что соскребать нечего будет! И очень аргументированно, комар носа не подточит. Фокусник, одним словом. Помяните мое слово — он когда-нибудь и самого Тарасыча уделает. Вот докторскую защитит, поддержкой чьей-нибудь заручится, если еще не успел, и уделает. Долго ли умеючи!

— Да, — согласился Данилов. — А если картина не совсем ясна, то что — так и писать?

— Запомните волшебную фразу, — улыбнулась Колосова. — «На основании представленных сведений сделать выводы представляется невозможным». И лепите ее, куда сочтете нужным. А насчет ответственности сильно не заморачивайтесь, не то ночами спать плохо станете. Если вдуматься, то ничего заключения не меняют. Просто департамент подстраховывается, играя в объективность.

— А если дело дойдет до суда?

— Тогда он назначит экспертизу, и делать ее будут совсем другие люди. Вряд ли они хотя бы прочтут то, что вы написали. Шеф не сказал, когда вы должны подготовить заключения?

— Нет.

— Тогда не торопитесь, раньше чем через два-три дня он про них не вспомнит, а тут реально дела на полтора часа…

Данилов решил, что напишет заключения завтра. Утро вечера мудренее, и все такое. Придя домой, он первым делом поинтересовался, не звонил ли кто-нибудь из «настоящих любимых», затем рассказал Елене о столь неожиданном расширении своих полномочий.

— Это хорошо! — неожиданно одобрила Елена. — Будешь привыкать работать с документами и принимать административные решения. А там, глядишь, и главным врачом в вашей семьдесят седьмой станешь.

— Да никогда в жизни! — Данилов притворился испуганным. — Ты только представь меня в данной роли. С моим-то скверным характером! Я же за два дня всех разгоню-поувольняю. Придется потом больницу закрывать…

— Данилов, — Елена взяла мужа за руку и пытливо посмотрела ему в глаза. — А если начистоту? Самую правдивую правду? Я никому не скажу, даже под пытками. Мне просто любопытно: ну неужели тебе никогда не хотелось руководить? Хотя бы отделением? Принимать решения, ставить задачи подчиненным, добиваться их выполнения? Это же так здорово — принимать решения самому!

— Я и так всю жизнь только и делаю, что принимаю их, — улыбнулся Данилов. — Как и чем лечить, надо ли это делать? Как жить, что съесть или выпить? Иногда я просто устаю принимать решения.

— Ты шутишь, — упрекнула Елена, — а я, между прочим, серьезно спросила. Все мы ежедневно по сто раз принимаем решения, но я имела в виду административную работу, руководство людьми. Да что тебе объяснять — ты же все прекрасно понял, только придуриваешься!

Разговаривали они на кухне, в помещении, наиболее удаленном от спальни, превратившейся в детскую. В сердцах Елена немного повысила голос, и Мария Владимировна не замедлила откликнуться пронзительным плачем!

— Разбудили! — всполошилась Елена и побежала на зов, оставив Данилова в покое.

Он мысленно поблагодарил дочь за избавление от неприятностей, к которым могло бы привести дальнейшее развитие темы. В какой-то момент не сдержишься и начнешь обобщать, а Елене как заместителю главного врача станции «Скорой помощи» и директору объединения из нескольких подстанций, это, разумеется, придется не по душе. Начнутся упреки, включится ненужная ирония, он ей слово, она ему два… плавали, знаем. Елене почему-то, несмотря на все объяснения и заверения Данилова, продолжало казаться, что в глубине души (в самой-самой потаенной) он тайно лелеет мечту о карьере. Якобы всем мужчинам, как прирожденным победителям и завоевателям, свойственна такая мечта, и если кто-то отрицает ее наличие, делает так из скромности или просто не верит в себя, в свою способность добиться заветного и желаемого.

Елена не упрекала, она просто хотела помочь Данилову реализоваться как можно полнее, только представления о ней были у нее своеобразными, списанными с себя. Данилова это немного коробило и сильно удивляло: как можно прожить с человеком несколько лет и до такой степени не понимать его? Причем когда-то Елена соглашалась с ним — да, мол, не всем дано руководить, надо иметь к этому процессу склонность, но в последнее время уже не раз выражала удивление по поводу отсутствия у Данилова карьерных амбиций.

«Может, она решила, что с больной ногой, кроме как руководить, больше делать нечего? — подумал Данилов, пытаясь докопаться до корней. — И таким образом подталкивает меня к этой мысли? Что-то очень грубо, на нее это не похоже. Или это такая специфическая реакция на оставление работы? Типа компенсаторной? Сама пока не могу руководить, так хоть других замотивирую?»

Размышлять можно было долго, но не очень-то хотелось. А то как-то глупо получается: реагировать на прекращение нежелательного разговора мыслями на ту же тему. Свернулась тема, и ладно, нечего продолжать.

Мысли переключились на заключения. С первым случаем все было ясно, со вторым тоже, а вот третий определенно ставил в тупик. Медицинская карта мало о чем говорила, объяснительные противоречили друг другу. Поразмышляв несколько минут, Данилов согласился с тем, что лучшим ответом в этом случае будет неопределенный. Как там сказала Колосова? «На основании представленных сведений сделать выводы представляется невозможным»? Подходит…

— Вот так и становятся бюрократами, Вольдемар! — сказал себе Данилов. — Преисполняются важности, заводят визитные карточки, на которых золотыми буквами пишут должности и фамилии… Например, «эксперт высшей категории Данилов».

Он не знал, есть ли у экспертов категории, но так звучало лучше.

Вдруг отчаянно, до ломоты в руках, захотелось поиграть на скрипке. Увы, желание пришлось перебороть, чтобы не заводить начавшую успокаиваться Марию Владимировну. Первый же опыт приобщения юной дочери к классической музыке закончился печально: услышав Брамса в отцовском исполнении, Мария Владимировна раскричалась так грозно, что музицирование пришлось срочно прекратить. А еще говорят, что классическая музыка успокаивает. Пока опытным путем удалось установить, что это лишь саксофон. Заунывное соло, без каких-либо выкрутасов.