Осень в Пекине - Борис Виан Страница 29

— Сколько пушек нужно враз, чтоб разрушить весь Ар-рас? — без предисловий спросил аббат Грыжан, когда Атанагор вошел в палатку вслед за Бронзой.

— Одиннадцать! — сказал археолог.

— О нет, это чересчур. Скажите три.

— Три, — повторил Атанагор.

Аббат схватил четки и скороговоркой трижды пробурчал что-то себе под нос. Он выпустил четки из рук. Бронза уселась на кровать Атанагора. Археолог в изумлении смотрел на священника.

— Что вы делаете в моей палатке?

— Я только недавно приехал, — объяснил аббат. — Вы играете в белибердень?

— Вот это здорово! — сказала Бронза, хлопая в ладоши. — Мы будем играть в белибердень!

— Не следовало бы мне обмениваться с вами ни единым словом, ибо вы существо непристойное. Но у вас чертовски красивая грудь.

— Спасибо, я знаю, — ответила Бронза.

— Я ищу Клода Леона, — сказал аббат. — Он отшельник. Он должен был приехать сюда недели две назад. Я же — региональный инспектор. Сейчас покажу вам удостоверение. В этих краях полным-полно отшельников, только все они довольно далеко. А Клод Леон где-то тут рядом.

— Я его не видел, — сказал Атанагор.

— Надеюсь, что так, — ответил аббат. — Отшельник не имеет права покидать свой скит, разве что по специальному разрешению уполномоченного регионального инспектора, — и аббат поклонился. — Так что это я собственной персоной, — продолжал он. — Раз, два, три, четыре, всех нас грамоте учили...

— Что читать, чем писать и с кем по лесу гулять, — подхватила Бронза, хорошо помнившая катехизис.

— Благодарю вас, — сказал аббат. — Итак, я остановился на том, что Клод Леон, вероятно, где-то поблизости. Приглашаю вас посетить его вместе со мной.

— Надо бы сперва перекусить, — сказал Атанагор. — Бронза еще ничего не ела. Это очень неразумно.

— Я не откажусь от бутерброда, — сказала Бронза.

— А вы, аббат, не хотите ли «Куантро»?

— С «Куантро» дело хитро, — проговорил кюре. — Моя вера запрещает мне пить. Но если с вашей стороны не будет никаких возражений, я запишу это себе в нарушения.

— Сделайте одолжение, — сказал археолог. — Я схожу пока за Дюпоном. Вам нужны бумага и ручка?

— У меня уже отпечатанные бланки, — сказал аббат. — В виде отрывного блокнота. Так я, по крайней мере, знаю, на каком я свете.

Атанагор вышел из палатки и повернул налево. Кухня Дюпона находилась совсем рядом. Археолог вошел без стука и щелкнул зажигалкой. В мигающем свете пламени он различил кровать Дюпона и спящего на ней Жирдье. На щеках толстяка виднелись две высохшие борозды, а рыдания, как принято выражаться, все еще раздирали ему грудь. Атанагор склонился над Мартеном.

— Где Дюпон? — спросил он.

Жирдье проснулся и снова начал плакать. Сквозь сон он смутно разобрал вопрос археолога.

— Он ушел, — зарыдал Мартен. — Его здесь не было.

— Вот как? — сказал археолог. — И вы не знаете, куда он делся?

— Он, как пить дать, с этой б... Дюдю, — не переставая плакать, выговорил Жирдье. — Она мне за это заплатит, дрянь такая!

— Перестаньте, — строго сказал Атанагор. — В конце концов, вы же с Дюпоном не женаты.

— Женаты, — сознался Жирдье, перестав хныкать. — Когда мы приехали сюда, мы разбили вместе горшок, как в «Соборе Парижской Богоматери». Получилось одиннадцать черепков. Нам еще шесть лет быть вместе.

— Прежде всего, напрасно вы читаете «Собор»: это ужасное старье. Что касается женитьбы, пусть так. И наконец: мое терпение не безгранично, чтобы слушать ваше нескончаемое нытье. Вы мне перепишете первую главу этой книжонки справа налево, да еще левой рукой. А теперь отвечайте: где «Куантро»?

— В буфете, — сказал Жирдье, утихомирившись.

— Все, спать, — скомандовал Атанагор.

Он вернулся к кровати, подоткнул Мартену одеяло и погладил его по голове.

— Может, он просто за покупками вышел, — сказал археолог.

Жирдье всхлипнул и ничего не ответил. Похоже, волнение улеглось.

Археолог открыл буфет и без труда рядом с банкой кузнечиков в томатном соусе нашел бутылку «Куантро». Он достал три крохотные изящные рюмочки, найденные не так давно в месте удачных раскопок и служившие несколько тысячелетий назад королеве Нефурпитон, которая, по предположению археолога, использовала их для принятия успокоительных глазных ванн. Приготовив бутылку и рюмки, Атанагор сделал огромный бутерброд для Бронзы и, живописно разместив все на подносе, вернулся в палатку.

Аббат сидел на кровати рядом с Бронзой и, расстегнув на ней блузку, внимательно смотрел внутрь.

— Как интересно устроена эта молодая особа, — сказал он Атанагору.

— Вы находите? Чем же именно она интересна?

— Бог мой, так сразу и не объяснишь. Вся в целом, возможно. Правда, и отдельные ее составляющие тоже весьма любопытны.

— А вы занесли осмотр в список нарушений? — спросил Ата.

— У меня специальное разрешение, — сказал аббат. — В моей работе это просто необходимо.

Бронза хохотала безо всякого стеснения. Она даже не застегнулась. Атанагор тоже не смог удержаться от улыбки. Он поставил поднос на стол и протянул женщине бутерброд.

— Ах, какие крошечные рюмочки! — воскликнул аббат. — Ради них не стоило вырывать листок из моего блокнота. Tanquam adeo fluctuat nec mergitur [35].

— Et cum spiritu tuo [36], — отозвалась Бронза.

— Дерни за веревочку, дверь и отвалится, — хором заключили аббат и археолог.

— Клянусь собственным именем! — возгласил кюре. — Это истинное наслаждение — повстречать таких религиозных людей!

— Наша профессия требует определенных знаний, — объяснил Атанагор. — Хотя в общем мы скорее неверующие.