Мы совершенно не в себе - Карен Джой Фаулер Страница 29

Когда в комнате невидимый слон, нет-нет да и споткнешься о хобот. И я решила сбежать привычным путем, дорогу я помнила – как можно скорей заснуть.

6

Несколько лет спустя.

Входит Харлоу.

Вы уже лучше знаете меня, поэтому давайте вернемся к первой встрече. Я сижу в столовой, передо мной бутерброд с жареным сыром и молоко. Харлоу влетает в дверь, как ураган, прими он форму высокой сексапильной девицы в голубой футболке и с кулоном в виде скалярии.

Вполне возможно, я не так уж перепугана, как вам показалось при первом прочтении. И понимаю, что злость Харлоу притворна. Тарелки вдребезги, пиджаки долой – все это спектакль. Понимаю, что она получает удовольствие.

Спектакль был хорош, и этим она тоже осталась довольна, как хорошо выполненным заданием, но не блестящ, иначе я бы не раскусила ее. Тем не менее, записной очковтиратель сама, я оценила ее напор. Меня восхитил ее стиль, хотя я бы такой не выбрала. Фрик или фальшивка – этот вопрос я задавала себе в колледже с первого дня, и вот появляется человек, у которого достаточно дерзости быть тем и другим.

Свои же собственные действия я понимаю не больше, чем вам показалось при первом прочтении. Пыталась вывернуться, ныла из-за наручников, звонила папе, заполняла документы. Давайте перепрыгнем к тому, как я возвращаюсь в Дэвис после Дня благодарения и обнаруживаю у себя в квартире Харлоу. Такое никому бы не понравилось. А мне и того меньше. Опять двадцать пять, сказала я про себя. Так отчетливо, что даже сама услышала, как будто сказала вслух. Как будто я давно привыкла обнаруживать у себя существо, которое не имеет понятия о границах личного пространства, роется в моих вещах и большую часть из них ломает. Опять двадцать пять.

И тут наконец гипнотизер щелкает пальцами. То, с какой легкостью я выдерживала вспышки и проделки Харлоу, никак не связано с нашим коллективным притворством. Я спокойно относилась к ее выпендрежу, потому что уже видела подобное. Написай Харлоу в углу – подумаешь, видали и такое. Поскольку она этого не делала, то, по семейным меркам, ее поведение не тянуло на скандальное.

Меня поразила не столько узнаваемость этих сцен, сколько то, как быстро я их распознала. Одно дело скрывать свое глубинное обезьянство, совсем другое – полностью забыть о нем. (Хотя не на это ли я надеялась? И пожалела. Мне не понравилось ни на грамм.)

Отец-то не попался на удочку. “Подозреваю, тебя кто-то втянул”, – сказал он по телефону, но я пропустила его слова мимо ушей. Я ненавидела, когда папа понимал меня лучше, чем я сама, и часто просто не слушала его, чтобы не рисковать.

Прозрение больше осложнило мои чувства к Харлоу, чем пролило на них свет. С одной стороны, я видела: от нее жди неприятностей. В детсадовском отчете, в разделе “Примечания”, меня характеризовали как импульсивную, ревнивую, требовательную. Типичные черты шимпанзе, и я потратила годы, упорно искореняя их. Я подозревала, что Харлоу демонстрирует те же наклонности, но без стремления измениться. А вдруг в ее компании я возьмусь за старое?

И все же в каком-то смысле мне было с ней комфортно, как ни с кем. Мое одиночество переоценить трудно. Просто повторю, что когда-то всего за несколько дней перешла из детства, в котором не оставалась одна вообще, в долгую и молчаливую “единичность”. Потеряв Ферн, я потеряла и Лоуэлла – по крайней мере такого, каким он был прежде; тем же путем потеряла маму и папу и, уже взаправду, потеряла всех папиных студентов, в том числе своего любимого Мэтта из Бирмингема, который в решающий момент выбрал не меня, а Ферн.

Да, я видела, что Харлоу доверять нельзя в принципе. В то же время с ней я чувствовала, что могу быть собой настоящей. Я не имела ни малейшего намерения так поступать и, однако, с равной силой жаждала этого. Кто же я, интересно, по-настоящему? – думала часть моего мозга, взятая от папы. Неужели у нашей Рози наконец появилась подружка? – думала мамина часть.

И вот наконец мы вернулись в середину истории, где я – наивная студентка с новеньким багажом в виде личного протокола об аресте и чьего-то голубого чемодана. Звезды судьбы скачут по небу, как блохи.

Первая: появление и мгновенная пропажа маминых дневников.

Вторая: глухое послание от Лоуэлла – стук в стенку из соседнего каземата.

Третья: Харлоу.

Когда знамение повторяется трижды, как в “Юлии Цезаре”, то даже Калибан, глядя из другой пьесы, не может его не заметить.

Больше всего я думала о возвращении брата. Меня мутило от волнения, какое бывает в ожидании рождественского утра, если Рождество в вашей семье больше напоминает “Кошмар на улице Вязов”.

Взаправдашнего Рождества ждать оставалось меньше двух недель. Если бы Лоуэлл объявился во время сессии, чего бы я только ради него не придумала. Мы играли бы в покер или “Руммикуб”. Могли бы смотаться в Сан-Франциско, погулять по Мьюирскому лесу. Еще есть такое место на озере Берриесса, если проехать по дороге с табличкой “Частное владение, проезд запрещен” и перелезть через забор с табличкой “Нарушители будут привлечены к суду”, то в ясную погоду открывается вид через весь штат: на востоке – Сьерра-Невада, на западе – Тихий океан. Совершенно наркоманский вид. Лоуэллу бы очень понравилось.

А если он объявится позже, я уже уеду в Индиану.

Поэтому я надеялась, что Эзра говорит правду и Лоуэлл вернется через пару дней и что пара дней значит два. Я надеялась, Лоуэлл догадается, что я провожу Рождество у мамы с папой. Надеялась, он поймет, что мне приходится так делать, хотя бы потому, что он сам так не сделал ни разу. Надеялась, ему не все равно.

Я, как только приехала в Дэвис, через несколько недель уже протоптала дорожку в газетный фонд, расположенный в цоколе библиотеки Шилдса, и засела там на целые выходные, читая местные новости о 15 апреля 1987 года и зажигательных бомбах в ветеринарной лаборатории Турмана. В Индиане это событие шума не вызвало: никто не связал его с самым одиозным баскетболистом старшей школы во всем Блумингтоне. Но даже в Дэвисе подробностей оказалось не густо.

Когда лабораторию уничтожили, она только строилась. Ущерб оценили в 4,6 миллиона долларов. Изнутри на ее обгорелом остове были выведены краской буквы ФОЖ; на университетских машинах, стоявших поблизости, тоже расписался Фронт освобождения животных. “Исследования на животных ведутся на пользу и животным, и людям, и окружающей среде”, – сказал официальный представитель университета.

ФОЖ заявил, что диагностическая лаборатория должна была обслуживать пищевую промышленность и животноводство, но я узнала об этом только из писем в редакцию, не из статей. Если верить “Дэвис энтерпрайз”, подозреваемых у полиции не было, однако содеянное квалифицировали как внутренний терроризм, и дело передали ФБР.

Я расширила поиски и занялась цепочкой таких же случаев с зажигательными бомбами, произошедших в Северной Калифорнии немного позже, с небольшими перерывами. Серия ударов по складу поставщика мяса в Сан-Хосе, компании по производству мяса “Феррара”, складу птичьего мяса. Поджог магазина мехов в Санта-Розе. Ни один бомбометатель задержан не был.